Макс Мах - Твари Господни

Лиса огляделась в поисках зеркала, но его в комнате, к сожалению, не оказалось.

"Жаль, – вздохнула она. – Хотелось бы взглянуть, что там вышло".

Сейчас, стоя на медленно обретающих жизнь "чужих" ногах, Лиса мучительно пыталась вспомнить, какой образ держала в воображении, когда творила свою безумную волшбу. Однако ничего определенного на этот счет в памяти не сохранилось. Все стерла чудовищная боль.

"Красота требует жертв?" – спросила она себя, с содроганием вспоминая тот ужас, который пришел к ней вместе с трансформацией, и, не раздумывая, резко – на одном выдохе нанесла несколько ударов, направленных в тех мнимых троих, которые вдруг атаковали ее сразу с трех направлений. Выброс адреналина запустил сердце в бег, кровь ударила в голову, и, выходя из контакта с "третьим", которого – если бы он был с ней одного роста – она лишила "стомпинг киком"[15] яиц, Лиса потеряла баланс и начала заваливаться на спину, но все-таки вывернулась и упала на руки.

– Обана! – обалдело произнес за ее спиной Алекс.

– Стучаться надо, – сказала она зло, поднимаясь на ноги. – Отвернись!

Она шагнула к постели, схватила с нее одеяло и поспешно завернулась в него, как в плащ.

– Ну? – спросила она, поворачиваясь к двери, в которой спиной к ней стоял Алекс. – Какие новости в эфире? Кстати, ты можешь повернуться.

– Ты в этом вполне уверена? – напряженным голосом спросил Алекс, шея и уши которого полыхали сейчас большевистским кумачом.

– Вполне.

– Ну тогда… Ой!

– Что еще? – раздраженно спросила Лиса, глядя на лупающего глазами Алекса.

– Я… – сказал Алекс и замолчал.

– Ты, – напомнила ему Лиса через несколько секунд.

– Да, – выдохнул, опомнившись Алекс. – Я того. Пика сказала, что ты очнулась, вот я и хотел…

Он снова остановился, впившись взглядом в ее лицо.

"Интересно, что у меня такое с лицом?"

– Я сейчас! – вдруг выкрикнул Алекс и опрометью выскочил из комнаты.

Лиса проводила его взглядом и почти с такой же скоростью бросилась в ванную. Влетев туда, она включила свет и уставилась в зеркало.

"Н-да!" – из зазеркалья на нее смотрела встревоженная девушка лет двадцати пяти, из тех, кого Лиса всю жизнь на дух не переносила. С лицом у девушки все было нормально: правильные черты, голубые глаза, пухлые губки. Вот только все это было красивенькое, а не красивое, если вы понимаете, о чем идет речь. Усредненное, стандартное, вполне подходящее для дешевых журналов для мужчин, но лишенное обаяния, которое почти всегда есть отражение внутреннего содержания. К тому же мочалка была еще и крашеная. Лиса распахнула одеяло и убедилась, что не ошиблась, если эта дамочка и была блондинкой, то только химической.

"Н-да, – скептически повторила она, рассматривая свое тело. – Впрочем, оно и не плохо".

Действительно, при том, что, судя по всему, ее боевые навыки и тренированные мышцы остались при ней, лишь спрятавшись от чужих глаз под гладкой кожей и умеренной жировой прослойкой, новая личина была много лучше любой другой. Хотя бы потому, что никто в здравом уме и твердой памяти не заподозрит в этой крашеной бляди смертельно опасную Ноту, разыскиваемую всеми спецслужбами Варшавского Договора.

От размышлений о собственном облике ее отвлек стук в дверь.

– Нота? – спросил из-за двери Алекс. – Ты здесь?

– Здесь, – ответила она, запахивая одеяло, и стараясь не думать о том, что с этой глупой физиономией ей теперь предстоит жить и, возможно, с нею же – умереть. – Заходи, я прикрылась.

– Я это, – сказал Алекс, осторожно приоткрывая дверь. – Вот…

И он протянул ей отпечатанную на принтере картинку.

– Ты только не обижайся.

– А чего мне…? – Лиса взяла из его рук лист, взглянула и замолчала, не завершив начатой фразы.

Ну что сказать? Дело было не в том, что это была картинка, скачанная с какого-нибудь буржуйского порнографического сайта, и не в том, что изображение голой девушки, сидящей верхом на лошади, могло шокировать Лису. Дело было в другом. По заросшему ромашками горному склону, на пегой лошадке ехала сама Лиса. То есть, не она сама, разумеется, а кто-то, как две капли воды на нее, какой она теперь стала, похожий. Только моложе лет на десять.

– Кто это? – спросила она, сверившись с отражением в зеркале.

– Доминика Граф, – ответил от двери Алекс.

– И?

– Я выбрал тебе ее биографию, – пожал плечами Алекс. – Она из Мюнхена, сирота, последний родственник – дядя по материнской линии – умер два года назад, а она умерла шесть лет назад от передозировки наркотика. Ну я записи в полицейском управлении и больнице подправил, так что она вроде бы жива. Я там еще в базы данных аэропортов изменения внес, так что получается, что Доминика уезжала в Бразилию и жила там пять лет. И все остальное тоже, налоговое управление, социальная служба, водительская лицензия, регистрация при переходе на единый паспорт, номер, серия…

– А это что? – встряхнула Лиса картинкой.

– Она снялась в нескольких фотосессиях, – виновато сказал Алекс. – Лет семь назад, но я думаю, сейчас ее уже никто не помнит.

– Когда ты ее нашел?

– А черт его знает, – пожал плечами Алекс. – Утром.

– Утром?

– Ну не помню я, – огрызнулся Алекс. – Я одновременно в пяти разных сетях сидел… Постой! Точно! – он хлопнул себя по лбу и рассмеялся. – Я же тебя, ну, то есть ее регистрировал в аэропорту Франкфурта. Она вылетела девятичасовым рейсом, так что нашел я ее, скорее всего, как и обещал, часов в семь!

– В семь, – повторила за ним Лиса. – А в девять она вылетела из Франкфурта… Куда?

– В Хельсинки.

– Зачем? – спросила Лиса, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего ее волнения.

– Извини, – виновато улыбнулся Алекс. – Голова дырявая. Я когда из "полета" возвращаюсь, всегда не совсем в себе.

Он покачал головой, достал из воздуха дымящуюся сигарету и затянулся.

– Ну! – поторопила его Лиса, которую снедало нетерпение.

– Так, – сказал Алекс, выпустив дым. – Значит, так. Махно назначил встречу послезавтра, ночью, в Пушкинском парке, это в Пушкине, под Питером…

– Я знаю, где это, – прервала его Лиса. – Дальше.

– Ну я и подумал, что там же финская граница недалеко…

– Ты начал говорить о Махно, – снова прервала его Лиса.

– Ах, да, Махно, – снова улыбнулся Алекс. – Вий, это его оператор,[16] сказал, что будет немецкий. Он у Махно в последнее время, вроде, легче всего идет. Вот я и побежал, искать нам немецкие биографии.

– Пика по-немецки средне говорит, – напомнила ему Лиса, думая, впрочем, о другом.

– А она у нас будет беглой чешкой, по-чешски-то она трепится дай бог всякому.