Кристофер Банч - Король-Провидец

Один из курсов, который я хорошо помню сейчас, назывался «Боевая магия». Занятия вел не чародей, что поначалу показалось мне странным, а кадровый офицер, предложивший нам не дремать на его лекциях и не досаждать неуместными вопросами, если мы не хотим получить свое первое назначение на Забытый Остров, который, как всем известно, находится у черта на рогах. Он объяснил, что владеет небольшим Талантом, и по этой причине был выбран инструктором. Для лицейского начальства важно, чтобы занятия вел «реалист», а не какой-нибудь школяр с мозгами набекрень, пичкающий учеников бесполезными теориями и бессмысленными заклинаниями.

Слушая его лекции, мы усваивали армейские понятия о роли чародейства на полях сражений. Она имеет важное значение, но едва ли решающее в том случае, если присутствует с обеих сторон , объяснил офицер. Армия идет в бой, а сопровождающие ее чародеи налагают на противника заклятия смятения и страха, пытаются повлиять на погоду, вызвать оползень, заставить реки выйти из берегов или, наоборот, обмелеть, в соответствии с тактическими требованиями. Но поскольку противник может творить собственную магию, заклинания с обеих сторон почти неизбежно нейтрализуют друг друга. Конечно, если одна сторона сражается «голой», то есть без магии, она быстро потерпит поражение.

Один из моих более ученых товарищей поинтересовался, почему бой нельзя вести с применением одной лишь магии, или же полностью уничтожить чародейством целую армию при наличии достаточно могущественного волшебника.

— Теоретически это возможно, — ответил инструктор, и его губы презрительно скривились, показывая, что он на самом деле думает об этой идее. — Точно так же при наличии достаточно длинного и прочного рычага, а также твердой точки опоры, ты можешь поднять в воздух город Никею и перенести его на другую сторону реки Латаны.

В классе послышались смешки.

— Но мы солдаты, и учимся иметь дело с повседневными фактами. Возможно, если твои интересы лежат в более эфемерных сферах, то тебе следует обратиться в Академию Волшебства и уступить свое место в лицее более прагматичному молодому человеку.

Кадеты поглупее засмеялись еще громче: в то время армейские чародеи считались витающими в облаках чудаками, ломающими голову над вопросом, почему вызванный ими демон оказался зеленым, а не синим, и не замечающими, что этот самый демон уже пожирает их.

Юноша покраснел и опустился на свое место.

— Я не собирался обидеть или унизить вас, кадет, — сказал офицер, который, в сущности, был добрым человеком. — Все мы знаем о великих битвах, где чародеи сражались с чародеями, особенно перед объявлением войны или на ранних стадиях схватки. Волшебство обладает неоценимым значением, особенно когда ему ничто не противостоит — например, когда командир хочет узнать, есть ли у противника скрытые резервы. Возможно, если его чародей достаточно силен, а его оппонент слаб, он может повлиять на волю вражеского генерала и заставить его признать свое поражение.

И наконец, магия вступает в свои права, когда армия разбита, а ее боевой дух сломлен. Точно так же кавалерия используется для того, чтобы добить бегущую пехоту.

Но все эти цели, несмотря на свою важность, являются вторичными по отношению к нашей реальной цели, которой мы как солдаты посвятили свою жизнь. Когда аргументом становится острая сталь, и поле боя определено, тогда магия должна отойти в сторону. Как и мастерство кузнецов, конюхов и квартирьеров, магия существует лишь для того, чтобы облегчить участь солдата в сражении, но никоим образом не заменить его.

В этот момент мне захотелось задать вопрос. Я не думал, что слова инструктора следует понимать буквально: к примеру, решение командира перевести лучников ближе к сражающимся или отодвинуть их, чтобы поражать резервы противника, не означает, что пехота в это время должна стоять без дела.

Но я промолчал.

Потом мне пришла в голову другая мысль. Колдунья из нашей деревни могла лечить простуду, успокаивать боли в стариковских костях и облегчать роды — короче говоря, выполнять много важных задач. Однако она не могла срастить сломанную кость за одну ночь или заставить остановившееся сердце забиться хотя бы ненадолго. Для этого приходилось посылать за более искусным чародеем. Но это не означало, что она в принципе отрицала возможность вылечить сломанную ногу.

Ее попытки предсказать или изменить погоду всегда заканчивались провалом. Но означало ли это, что никто не способен совершить такое чудо? Разумеется, нет: просто для этого требовался более сильный чародей.

Итак, боевая магия была сложной темой. Возможно, ни один достаточно могущественный маг еще не пытался применять ее, или никто еще не изобрел мощных заклятий, которые могут переломить ход большого сражения. Но опять-таки, это не означало, что такого не может быть. На самом деле, инструктор имел в виду другое: никто из известных нам волшебников не овладел подобным мастерством. Даже я, приехавший из симабуанской глуши, не считал, будто Нумантия — это весь мир.

Мне представляется, что в этом случае, как и во многих других, армия поторопилась сказать: «Так было, есть и будет». Но предрассудки заразительны, и я тоже принимал вещи такими, какими они «должны быть».

До тех пор, пока не встретился с Провидцем Тенедосом.

Особенно хорошо мне удавались внеклассные занятия — будь то на плацу, где я играючи выполнял самые сложные упражнения с полной выкладкой, или в спортивных состязаниях (особенно верхом), а также в военных играх.

Наверное, я смог бы добиться больших успехов, но, как я уже говорил, буйный характер заставлял меня закипать, когда кто-либо из кадетов начинал потешаться над моим акцентом, оскорблять меня, мою провинцию, или хуже того, мою семью. Поэтому в моем послужном списке имелось немало отметок о дисциплинарных нарушениях. Впрочем, это меня не беспокоило: для мужчины гораздо важнее отстаивать свои убеждения, чем подобострастно склоняться перед чужим мнением. Подхалим не может быть воином.

Здесь следует упомянуть об еще одной особенности армейских порядков. Если меня оскорбляли и я прикасался к рукоятке поясного кинжала, положенного по уставу, это означало, что вызов брошен и мы с противником должны встретиться на рассвете с обнаженными клинками. Ранение или смерть одного из дуэлянтов считались частью цены, которую приходится платить за офицерское обучение. Но схватить обидчика за пояс, как я однажды сделал, поднять его и швырнуть в бочку с помоями... такой неблагородный поступок вызвал всеобщее осуждение, и мне пришлось три дня чистить конюшни, чтобы искупить свой грех.