Светлана Крушина - Хроники империи, или История одного императора

Его готовность делиться сведениями вызвала у медейцев подозрения, лица их становились все мрачнее, офицеры переглядывались между собой. Вероятно, решил Марк, они думают, что кормлю их дезинформацией. Что ж, тем лучше — скорее закончится это представление.

Допрос продолжался еще час, после чего Марка отвели обратно в камеру. Там ему, наконец, развязали руки, сообразив, видимо, что даже со свободными руками бежать через крошечное окошко под потолком невозможно, и настойчиво предложили избавиться от доспеха. Марк с радостью согласился. Тяжелый доспех надоел ему, натер и намял плечи, и расстаться с ним было не жаль. После этого его оставили одного, поставив перед ним кружку с водой и кусок хлеба — деликатесами медейцы своих пленников не баловали. Но ни есть, ни пить Марку все равно не хотелось. Он устроился поудобнее, опершись спиной о каменную стену, и стал думать об Эве и о ребенке, которого ему, возможно, не суждено увидеть.

Дверь тихо отворилась, и в кабинет, не постучавшись, вошла Эва. В мягком домашнем платье выглядела она прелестно, но нежное лицо, оживляемое обычно персиковым румянцем, было бледно, как смерть. Застывший взгляд больших голубых глаз был устремлен на императора. Барден посмотрел на нее удивленно и гневно и хотел спросить, что ей нужно, но она, опередив его намерение, стремительно подошла и вдруг упала на колени. Она обхватила его ноги и приникла лицом к стопам.

— Что это значит? — глухо и отрывисто спросил Барден и опустил взгляд на ее изящный затылок, украшенный белокурыми завитками волос. Он, впрочем, уже догадывался. Кто-то рассказал ей… Какая же это сволочь проболталась? Кому отрезать язык?

— Молю вас, ваше величество, — жарко зашептала Эва срывающимся, на грани слез, голосом. — Молю вас, как императора, как отца, — не дайте погубить вашего сына, моего мужа!

— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?

Эва не отвечала.

— Встань, — велел Барден. — Встань и успокойся.

Но она продолжала обнимать его ноги и даже не пошевелилась. Тогда он наклонился, взял ее за острые худенькие локти и заставил встать силой. Ноги отказывались держать ее, и он подвел ее к стулу и усадил, а сам встал перед ней, скрестив на груди руки. Эва медленно подняла бледное лицо. В ее глазах мерцали готовые вот-вот пролиться слезы. Но молящий взгляд девичьих голубых глаз наткнулся, как на стену, на непроницаемый безразличный взгляд императора.

— Марк погибнет, если вы ничего не сделаете, — сказала она торопливо, почти шепотом.

Барден, которого почти за двадцать пять лет совместной жизни супруга ни разу не назвала по имени, внутренне вздрагивал каждый раз, когда слышал имя сына, произнесенное нежным девичьим голосом. По его мнению, Эва ни по каким параметрам не годилась на роль супруги будущего императора; она была слишком слабой и мягкой, но одно ее качество искупало все недостатки. Она искренне и горячо любила своего мужа, и за это Барден готов был простить ей что угодно.

— Марк погибнет, — эхом отозвался он, прекрасно зная, что каждое его слово вбивает в нежное сердце невестки раскаленную зазубренную иглу. — Если на то будет воля Двенадцати. Отнюдь не все сущее на свете подчинено моей воле.

— И вы говорите мне про Двенадцать! — горестно воскликнула Эва. — Вы!..

Вы, хотела добавить она, который никогда ни в чем не видел руку богов и готов был скорее отрицать их существование, чем признать их способность вмешиваться в человеческую жизнь! Вы, который тридцать лет перекраивает мир по своему разумению!..

Но она ничего не сказала, только под взглядом императора инстинктивным движением сложила руки на животе, округлость которого подчеркивали мягкие складки светлого домашнего платья.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил Барден глухо, не глядя на нее.

— Должны же быть какие-то условия выкупа… — пролепетала Эва.

— Нет никаких условий, — ответил Барден.

Письмо с известием о пленении Марка ему принесли прямо в зал собраний в Эдесе, где проходил очередной совет. Когда-то он сам распорядился, чтобы сообщения с мест сражений доставляли ему незамедлительно, занят он или нет. Благодаря тому, что храмы Гесинды росли в городах, как грибы, и тому, что он приучил-таки своих офицеров сотрудничать с магиками, новости ему приносили всегда самые свежие и без задержек; так произошло и сейчас — сообщение касалось событий минувшей ночи. Письмо он читал в присутствии всех своих советников и министров; и мог бы гордиться тем, что у него не дрогнули ни лицо, ни рука, ни голос. Дрогнуло только сердце, но этого, к счастью, не мог увидеть никто; да и секундную слабость он подавил быстро и безжалостно. Закончив чтение, Барден смял письмо в огромном кулаке и, как ни в чем не бывало, продолжил совет.

Лишь в конце, обсудив все вопросы и отпустив всех, он приказал Альберту и еще двум старшим советникам задержаться, и сообщил им новость.

— Примите к сведению, — добавил он, пристально глядя в вытянувшиеся лица придворных. — Но не распространяйтесь пока на эту тему. Точно еще ничего не известно.

— Такой заложник в руках медейцев, — пробормотал один из советников, — дает им огромное преимущество в войне…

— Никаких преимуществ он им не дает, — отрезал Барден, и придворные взглянули на него с ужасом, а Альберт нахмурился. — Хотя бы потому, что они не могут вывезти его из Северной и даже не могут послать гонца к Тиру.

— Они могут потребовать снять осаду, — заметил Альберт.

— А вот это, — сказал Барден и оскалился, — будет нам только на руку. Сначала они освободят от своего присутствия крепость, а потом им придется принять бой на открытой местности.

— Если начнется сражение, Марк может погибнуть.

— Тут уж ничего не поделаешь, — ответил Барден бесстрастно, окончательно вогнав придворных в состояние шока.

…Труднее всего было не сказать Туве. Императрица хоть и привыкла к тому, что смерть вот уж который год ходит рядом с ее сыном, но Барден отнюдь не был уверен в ее реакции. За всю совместную жизнь она ни разу не устраивала истерик и даже не плакала (а если и плакала, то лишь в отсутствие супруга), но как знать… все-таки она женщина и мать.

Поэтому вечером, вместо того, чтобы отправиться в спальню к супруге, Барден открыл портал и вышел из него в комнате деревенского постоялого двора в двух лигах от Северной крепости. Его появлению никто не удивился; хозяин двора знал его и встретил со всеми возможными почестями. Через час Барден верхом въехал в военный лагерь и потребовал встречи с дюком Антрессом.

Дюк Антресс, в отсутствие Марка принявший на себя обязанности командующего войском, пребывал в состоянии крайнего уныния, которое еще усилилось, стоило ему увидеть мрачное лицо императора.