Золо - Луна Искрящаяся
Он в последний раз оглянулся по сторонам и вышел из здания. Уже не терпелось доложить Его Величеству о рынке рабов… и если бы не счастливая случайность, сегодня Серкан пополнил бы их ряды.
Со страхом коснувшись дверной ручки, Рустем вошёл в указанное ему плохо освещённое помещение. Тут же открылась ужасающая картинка, в которой Его Высочество, всё ещё скованный кандалами, но упрямо сохраняющий осанку, стоял на коленях, а рот его был заткнут тряпкой.
Из недр души поднялся страшный гнев, готовый смести всё на своём пути. Тем не менее приближённый, оставаясь максимально сдержанным, прошёл к столу, за которым высился Эр Хан: тот, сложив руки на огромном животе, ожидал от него денег.
Стиснув зубы и сделав несколько глубоких вдохов, Рустем велел своим стражникам внести два огромных мешка, которые тотчас же поставили перед самым носом рабовладельца.
— Пересчитывай. А теперь отдавай мой товар. — Он позволил себе столь вольное обращение, потому что борода и усы добавляли ему возраста.
— Забирай. — Мужчина указал на Серкана и потянулся жирными лапищами к золоту. Маленькие глазёнки блеснули, и пухлые губы расплылись в довольной ухмылке. — Давай, вали отсюда. — Эр Хан желал остаться наедине с богатствами, искупаться в них и тем самым доказать, что и из бедности всегда можно найти выход.
Тем временем Рустем помог Серкану подняться на ноги и вновь заметил, как сильно тот исхудал. И ведь невозможно было остановиться и успокоить принца, проявить хоть какое-то сочувствие, выразить эмоции: нельзя было дать понять, что они знакомы.
Он провёл мальчишку по ступеням и приказал подготовить повозку. Кандалы снял кто-то из контрабандистов и удалился; тогда же рот юноши покинула и тряпка.
— Вы в безопасности, Ваше Высочество, — прошептал Рустем, сажая друга в повозку, на мягкий стог сена, и подавая ему воду. — Скоро вы вернётесь домой.
— В клетку? — Не такие первые слова он ожидал услышать. — Хочу к тёте, чтобы она меня обняла и приготовила мои любимые пирожки с вишней, — сменил тему принц.
— Да я сам их приготовлю! Только прошу, не плачьте и не грустите, это вам не к лицу. — Рустем накинул на Серкана свою накидку, чтобы он немного согрелся.
Тот, одарив приближённого слабой улыбкой и кивком в качестве благодарности, погрузился в сон, ещё не до конца осознавая: он наконец в надёжных руках.
Больше его никто не тронет.
* * *
По пути во дворец Серкан ни разу не заговорил, спрятавшись за панцирем, однако глаза были громче любых реплик. «Помогите мне. Помогите», — кричали они о причинённой их обладателю боли. Его Высочество не пролил и единой слезы, разве что нервно улыбался, стараясь притвориться, что с ним всё хорошо и ровным счётом ничего не произошло.
На самом же деле Серкан был сломлен и не верил в собственное спасение. Он по-прежнему находился в той комнатке, где его под пытками пытались заставить отвечать на вопросы. А он молчал. Точно так же, как сейчас.
— Ну же… поговорите со мной, Ваше Высочество, — тихо позвал его Рустем. — Вы только и делаете, что замыкаетесь — и этим лишь причиняете своей персоне вред.
Серкан спрятал голову между коленей. И слышать не хотелось обращение по титулу… уж лучше бы он родился обычным!
— Поговорите? О чём нам с тобой говорить? — мальчишка вскинул подбородок и сорвался на крик; его заколотило. — Я ничего не скажу! Ничего! Не трогайте меня, прошу, умоляю! — Серкан практически себе под нос начал молиться богине Рае. Фантомные плети в очередной раз ударили по коже, оставляя глубокие раны и кровоподтёки. — Нет! Нет! — завопил он, отмахиваясь руками.
Друг тут же схватил его за плечи, пытаясь привести в чувство. Принц задыхался, поспешно хватая ртом воздух… ничего, совершенно ничего не выходило, и его кожа становилась всё горячее, а одежда неприятно прилипала к вспотевшей спине. Было начало зимы, и потому он легко мог заболеть…
— Серкан! — сколько бы Рустем ни повторил его имя, мальчишка на него не отзывался. Кожа Его Высочества была необычайно бледной, напоминая лепестки роз; он часто проводил языком по губам, словно силясь вернуть им былой цвет.
Стоило им пересечь дворцовые врата, как приближённый, взяв принца на руки, спрыгнул с повозки и побежал к крылу, где должен был находиться лекарь по имени Хан. Один из самых главных и уважаемых знатоков медицины, его единственная надежда…
Рустем стрелой влетел в помещение, и склонившийся над травами Хан поднял глаза на внезапного нарушителя спокойствия.
— Клади его. — Голос лекаря сквозил холодом и строгостью. Он поднялся, скрипнув стулом, и первым делом измерил Его Высочеству пульс. — Иди отсюда, я сам справлюсь. Ему нужен покой.
— Но… — Рустем собирался возразить и остаться подле своего господина.
— Ты будешь только мешать и путаться под ногами. — Хан попросил одну из помощниц приготовить успокоительный отвар, пока сам вливал в рот Серкана микстуру от простуды.
Рустем не мог не подчиниться — дверь за ним хлопнула столь громко, что, казалось, затряслись стены.
* * *
Серкан несколько раз приходил в себя. С ним о чём-то говорили, и он даже отвечал, пускай вяло и коротко: было страшно открыть дышу и обжечься. Страх боли опутал душу плотными нитями.
Его поили отварами и лёгкими супами; юноша часто просыпался по ночам от высокой температуры, с мокрыми щеками и в мокрых одеждах, которые ему меняла помощница, Хана. Серкану стало равнодушно, кто и что с ним делает, трогают ли его тело; кивал болванчиком и улыбался. И неизвестно, как долго он пробыл в подобном состоянии…
В один момент послышались тихие шаги, и кровать прогнулась под чужим весом. Старческие морщинистые пальцы пригладили его волосы, а губы растянулись в доброй улыбке. Тётушка Эни склонилась над ним, оставляя на лбу незаметный, но значащий целую бесконечность поцелуй.
Принц ощутил давно забытый аромат роз, и его тело наконец расслабилось, обретая долгожданный покой.
— Мой бедный, маленький мальчик, — вздохнула тётушка. На мгновение она прикрыла глаза и всё же не дала чувствам полностью собой завладеть. — Столь много пережил, а продолжаешь улыбаться. Ты невероятно силён духом, Серкан, и я по праву горжусь своим племянником. Всегда оставайся таким.
— Тётушка, — с трудом отозвался принц; сев на кровати, он потянулся к ней и погрузился в родные объятия, ощущая похлопывания по спине.
Именно эту картину и застал император Ханун. Опасаясь совершить хоть одно лишнее движение, он стремился сохранить этот волшебный момент в памяти, чтобы порой
