Когда мир изменился (СИ) - Перумов Ник

Уж не потому ли наставник Даэнур такое значение уделял ритуальному мучительству? Оно, конечно, давало мгновенный результат, обильный источник мощи; но что, если не только мощи?

Фесс быстро, одно за одним, набросил ещё несколько простых заклятий. Сдвинуть корягу, пошевелить ветром листья; вызвать короткий дождик на шесть футов в поперечнике — старые-престарые классические чары, заученные ещё в Академии Долины Магов, где обязательный курс включал элементарные заклятия четырёх стихий.

Нестареющая классика.

Тяжело. Трудно. Но посох отзывался всякий раз, подталкивая, помогая.

Мы ещё посмотрим, кто кого, и даже безо всяких ритуалов. Но прорехи в силе имеются. И, значит, нужно перепробовать все без исключения чары, чтобы ни одно заклятие бы потом не подвело.

За этим занятием его и застала вернувшаяся драконица.

Она принесла вести — местность полого спускалась перед ними, впереди лежала густо заросшая лесами предгорная долина. Река, а вдоль неё — вполне себе широкий тракт, небольшие деревни: видать, земля тут хорошо родила.

— Тебя видели?

— Видели, — хихикнула Аэ. — Ох, и визжали!.. Ох, и бежали!.. бабы коромысла с вёдрами побросали, мужички под телегами прятались!..

— Ох, драконица ты этакая… а сами деревни что?

— Деревни как деревни, — пожала она плечами. — Мы таких видели без счёта.

— Храмы?

Невольно вспомнился Спаситель, как он являлся в Эвиал. Да и вообще — святая инквизиция со всеми её прелестями.

— Храмы есть, — кивнула Аэ. — Но на них нет стрелы Спасителя.

— А что тогда?

— Двойной круг. И вообще храмы простые, обычный сруб, только побольше, да башенка… Я ничего не почувствовала. Если это и храмы, если и есть в них сила — от меня она сокрыта. Во всяком случае, пока.

— Тогда пошли, — решительно сказал некромант. — Посмотрим, сгожусь ли я на какую чародейскую работу — не в шкурах же здесь расхаживать…

— А потом? — тихонько спросила Аэсоннэ.

— А потом — наверх, — показал он. — За небо. В Межреальность. Домой, в Долину Магов. Ну… или в Эвиал. Или в Мельин. Или…

Драконица отвернулась, по лицу прошла тень.

— Мир очень… плотный, — она замешкалась, подбирая слова. — Я не поднималась высоко, не искала троп отсюда… Но…

— Мы ещё не готовы, — кивнул Фесс. — Путь сквозь Междумирье не мёд и не сахар.

— Да-да, не готовы, — поспешно выпалила Аэ. — Это верно. Пока ещё нет. Что ж, идём, я покажу дорогу…

Река оказалась чистой, холодной и неглубокой. На противоположном берегу теснились потемневшие серые срубы под тесовыми крышами, и стоял там, в селении, жуткий переполох.

Метались женщины, мычали коровы, брехали псы. Какой-то петух ни с того ни с сего заорал во всю глотку, хотя день уже клонился к вечеру. Мужчины с копьями и секирами в руках метались тоже, правда, у них это сопровождалось громкими и воинственными воплями.

— Большой татарам, — заметила драконица не без самодовольства. — А это всего-навсего я пролетела…

— Что они там вопят? — Фесс не понимал речи местных.

Аэ пожала плечами.

А потом на том берегу вдруг завыли, заорали, заверещали на все лады, люди бросились в разные стороны — яркие домотканые платья женщин, платки девочек, серые рубахи мальчишек и мужчин. Те, что с оружием, сбились плотным кулаком, наставили копья, двинувшись как раз к деревенскому храму — вернее, маленькой, но аккуратной церквушке с резной деревянной оградой и резными же наличниками на окнах.

Ладили с любовью.

— А-ах! — вдруг согнулась Аэсоннэ, словно получив удар под дых.

Передняя стена храма вдруг вывернулась наружу, крыша взлетела, расправляя по-птичьи крылья; аккуратная башенка стала заваливаться набок, а из хаоса брёвен и досок вырвалось существо, про которое только и можно было сказать — «из ночных кошмаров».

Белая кость массивного черепа с торчащими вперёд четырьмя бивнями. Провалы четырёх глазниц. И длинные костяные конечности с глубоко вонзающимися в землю когтями.

Посох в руке Фесса вздрогнул, пробуждаясь к жизни. Дёрнулся нетерпеливо, словно своевольный молодой конь.

Аэсоннэ сжала кулаки.

Костяная тварь походила на приснопамятных мёртвых драконов с погостов Эвиала — правда, изрядно меньше, без крыльев, и череп напоминал скорее гротескно увеличенный человеческий, чем драконий.

Глубокая грудь, длиннющие руки-лапы, короткие (очень короткие) и мощные ноги — чудище скорее походило на громадную обезьяну Змеиных Лесов, что на Кинте Ближнем.

На правом плече её мелькнул какой-то странный вырост, асимметричный — левое плечо обходилось без этого украшения.

Люди дружно ахнули. Крики, вопли, и все бросились врассыпную.

Это было правильно. Их копья и топоры ничего б не сделали костяному страшилищу; сделать сейчас что-то мог только он.

Он, некромант Фесс. Ну, или Неясыть, кому как нравится.

— Нет! — Аэ вдруг схватила его за локоть. — Это ловушка!.. Западня!..

— Может, и западня, — Кэр шагнул к самому берегу. Проклятье, вода холодная… — А люди в ней — всё равно живые.

— Дай тогда я! Я перекинусь!..

— Нет! Я должен сам!

Аэ зарычала. Надо сказать, совершенно по-драконьи.

Посох удобно лежал в руках. На том берегу неупокоенная бестия метнулась было за разбегавшимися мужичками, но вдруг резко дёрнулась, словно налетев на незримый канат, споткнулась, едва не растянувшись, глухо взвыла и ринулась, вздымая тучи брызг, через реку прямо к Фессу и Аэ.

— Я…

— Нет, дочка!

«Дочка», — вырвалось у него. Словно они вновь на Северном Клыке, в Чёрной Башне, полной запретных книг…

Драконица, похоже, так растерялась, что промедлила, потеряла насколько мгновений, а тёмный посох уже чертил перед некромантом сложный узор, извивы рун вспыхивали, огненная паутина понеслась навстречу костяному чуду, расширяясь с каждым мгновением, словно рыбацкая сеть.

Тварь её, похоже, не видела, потому как влетела в неё со всего разгону. «Изо всей дурацкой мочи», как сказала бы тётушка Аглая…

Алые нити, линии живой руны, напоённой чистым огнём, вмиг опутали белые кости. Прорезали первый слой, оставляя чёрные росчерки ожогов, и бестия начала разваливаться — первыми в воду шлёпнулись передние лапищи, забились, задёргались сами по себе, словно конечности у таракана, вспенили воду — и по-прежнему рвались к застывшему на противоположном берегу Фессу.

Нити руны рассекли череп твари, все четыре глазницы, однако округлый костяной шар не развалился. Неведомая сила удержала костяные обломки вместе, однако бестия-таки замедлилась.

Забывшись, Фесс бросил несколько заклятий поиска, как раз из вычитанного в Чёрной Башне. Что двигает эту тварь? Обычная ли неупокоенность погоста, или?..

Не получилось. «Горькая» сила опять не заполнила положенного ей, чары рассеялись, едва столкнувшись с костяным чудищем.

Что ж, попробуем по-плохому.

Вторая руна, сотканная быстрыми взмахами посоха, была символом чистого пламени. Некромант поморщился от горечи — и впрямь, словно набил рот корой хинного дерева! — но своё дело руна сделала. Поверхность воды забурлила, мгновенно вскипела, рванулись облака пара. Белая кость твари тотчас обуглилась и почернела, обе отрубленные лапищи взвились высоко, словно рыбы на нересте; однако тварь всё равно не остановилась.

Когда-то давным-давно он, Фесс, разил неупокоенных на погосте в деревне Зеленухи чистой силой, собирая её отовсюду; зомби Эвиала были неуязвимы перед простой стихийной магией, и те же законы, похоже, действовали и здесь — если не в точности такие, то похожие.

В деревне Зеленухи, отражая орду ходячих мертвяков, он, Фесс, едва не отправился к праотцам, разрывая саму ткань мира. Нет, теперь он научился…

Огонь опалил костяного монстра, но не уничтожил.

Аэ застыла рядом, обратившись в статую; Фесс чувствовал ток её собственной силы, она готова была перекинуться, но отчего-то медлила.

«А теперь я тебя упокою».

Что бы ни двигало костяным страшилищем, какой бы вид неупокоенности не собрал воедино его кости, эту волю можно изничтожить.