Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

  - Отомстил бы. Но потом, чтобы нанести наибольший урон врагу. Они все равно успеют казнить.

  - Поэтому ты трус! - крикнула Эвинна и плюнула ему под ноги. - Я пойду одна. Откройте ворота! - Казалось, обычный разум ее покинул.

  - Эвинна, мы с тобой! - кричали подбежавшие воины. Пятидесятник хмурился, мысленно матерясь... Потом вынес из ножен меч и криво усмехнулся. Эвинна никогда их не подводила, может, и на этот раз все обойдется?

  - Полусотня, к бою!

  Со всех сторон бежали бойцы. Они занимали каждый свое, ставшее привычным за годы войны место. С усталым шорохом раздвинулись мешки с песком, выпуская сколенцев, и пятьдесят бойцов бегом понеслись на врага. Запыхаться они не успели: много ли нужно, чтобы пробежать триста шагов?

  Эвинна скакала впереди своего отряда, и солнце блистало на отцовском мече. Дар Императора-воина, Арангура Третьего, никогда не подводил ни ее, ни ее отца. Он должен помочь и сейчас. Хватит Морресту ради нее рисковать жизнью, жертвовать своей любовью и все равно любить, тосковать в разлуке и жадно ловить мгновения близости. Пришла ее пора отдавать долги. Отныне даже Боги не смогут их разлучить. Или все - или ничего. Или она его спасет, или погибнут оба. А за Сколен найдется, кому сражаться, взять хотя бы Торода...

  Щедро угощая пинками и затрещинами, связанного и избитого Морреста тащили к плахе. Моррест безразлично оглядел палача, короля, конвоиров, дальние стены. Где-то там, у ворот, ширился рев: "Сколен! Эвинна!" Неужто Амори оказался прав? И выманил-таки ту, ради кого затеяна вся кампания, в засаду? Не хотелось думать, что он хотел спасти Эвинну, а в итоге ее погубил. Не хотелось смотреть на людей, идущих сейчас на верную смерть. Он знал, что помощь не успеет. Да и какой смысл жить, если все, что было дорого в жизни, погибло? Плохо, что Эвинна пошла сама. Ну, да что теперь горевать...

  Палач выдернул топор из бревна, сипло ухнул, разминая мышцы. Ему было нешуточно жутко: пятьдесят перекошенных яростью лиц были все ближе, а первым несся воин с по-девичьи нежным безбородым лицом, в руке которого ослепительно сверкал меч. Или... первой?

  Впервые в жизни палач увидел страшную Эвинну, которой алки пугали детей. Как раз в этот момент топор взлетел над головой. Палач бросил взгляд на Амори.

  - Отставить, - вместо кивка скомандовал Амори. - Забирай его и тащи обратно. Он свое дело сделал. Всем приготовиться. Упустите Эвинну - вместо них двоих на колья сядете! Мечи вон... Товьсь! Вперед, за Алкию!

  - За Амори! За Алкию! - вразнобой заорали рыцари, и стальная лавина тронулась вбок, охватывая наступающих с флангов. Навстречу им, мимо плахи, уже выдвигался строй наемников. Миг - и щиты столкнулись, зазвенели клинки, затрещали копья. Как много раз это было, да, наверное, немало еще и будет. Ведь пройдет еще много лет, пока копья и мечи окончательно уступят место винтовкам.

  ...Сейчас бы Эвинне и ее маленькому отряду, понявшему, что к чему, перестроиться - и начать отход, а тем, кто в крепости, поддержать вылазкой. Но из каких-то ямок и бугорочков, из-за кустов и деревьев, из высокой травы и даже из луж поднимаются воины в зеленых плащах. На взгляд помертвевшего Морреста, плащи эти мало чем уступали камуфляжу родного мира. Да и сами воины... В хищной грации, экономной точности движений, в выверенных боевых позах, в длинных, непривычной какой-то формы мечах угадывались профессионалы высшего класса. И не было под рукой трехлинейки, которая смогла бы хоть как-то уравнять шансы.

  Правдюки, мать их так, легки на помине.

  Жеребец Эвинны яростно заржал, встал на задние лапы - и обрушил тяжелые подковы на голову алка. Латник повалился, меч Эвинны зазвенел, столкнувшись с алкским оружием и вовлекая хозяйку в знакомую круговерть рукопашной. Вокруг... Вокруг все смешалось, хрипели и матерились, убивали и умирали воины двух армий. Следующим под меч Эвинны подвернулся недавний конвоир Морреста, он успел подставить щит, но меч Эвинны ударил с такой силой, что рассек его надвое, воин валится под копыта ее коня. Никогда она не убивала с такой яростью, с таким наслаждением. Казалось, в нее вселился демон, а по мнению алков, и сам Ирлиф со всеми его Темными впридачу. Ее воины рубили и кололи столь же яростно, вскоре весь отряд, окружавший плаху, был перебит. Но на смену убитым бежали новые и новые. Потом по следам Эвинны дошли храмовники, а из-за лагерного частокола загремели винтовочные выстрелы. Стоило храмовникам добраться до задних бойцов Эвинны - там тоже началась резня. Храмовники фехтовали с необычайной быстротой и искусством: ополченцы падали им под ноги один за другим.

  Эвинна огляделась, увиденное не обнадеживало. Не вырваться. Лишь одно может сделать их смерть не напрасной: смерть Амори. Короля нужно убить, иначе немногие сколенцы переживут облавы карателей!

  - Вперед! - кричала Эвинна, прорубаясь к Амори. Идти вперед, через кровь, смерть и трупы - стало целью и смыслом жизни, а каждый шаг к ненавистному королю - подвигом во славу родины и местью за Морреста. - Убьем Амори, и победа наша! Будут лучшие времена!

  Сзади сколенцев теснили храмовники, с боков напирали, медленно, но верно сдавливая строй, рыцари. Но там, где рубилась Эвинна, несмотря ни на что, сколенцы шли вперед. Мечи били и били по щитам, шлемам, кольчугам пехотинцев, и даже воины с пеленок, наемники короля Амори, шарахались от смертоносного меча Эвинны. Они валились от ударов сколенских мечей один за другим, на смену павшим становились новые, но расстояние между Амори и Эвинной неумолимо сокращалось.

  Король мог уже уехать, но почему-то не желал предоставить добивать врага рыцарям. Наверное, полагал, что если за спиной не будет короля, которого требует защищать вассальная присяга, никто не полезет под меч одержимой.

  Настал миг, когда Эвинна и Амори встретились. Миг оба мерились ненавидящими взглядами - у этих двоих были огромные счеты друг к другу. Как и у их народов.

  - Сдохни, сука! - прохрипел Амори, пытаясь отвести мечом клинок Эвинны и одновременно выбрасывая вперед, целя ей между грудей, руку с кинжалом. С кинжалом? Внезапно Эвинна осознала, что это не просто нож, а штык. Такой, как на винтовке Морреста, может, его и отобрали у любимого. Эвинна узнала рукоять, бешенство багровой пеленой застлало мозг. По-кошачьи ловко Эвинна отклонилась в седле, пропуская штык мимо, граненое жало, способное пронзить кольчугу, лишь чиркнуло по железным кольцам, а меч Эвинны уже летел в ответном выпаде. От страшного удара брызнул осколками клинок алского короля, рука Амори повисла плетью.

  Отцовский меч в руке Эвинны даже не замедлил движения: меч обрушился сверху, со скрежетом разорвал кольчугу Амори, перерубил ключицу, глубоко засел в теле. Эвинна выдернула клинок, Амори откинулся в седле, конский бок оросился кровью, окровавленное лезвие взметнулось, готовясь нанести последний удар. Но между королем и Эвинной вклинился новый всадник. Пожилой, без доспехов и совсем не такой громила, как окружавшие Амори рыцари. Единственным оружием был видавший виды, впору простому наемнику, меч. Эвинна взглянула в лицо старику - и обомлела: