Кирилл Манаков - Эдем 21

Генерал тяжело поднялся из-за стола, не спеша подошел к стене с развешенными картинами и ткнул пальцем в портрет молодого человека в парике с буклями, с легкой улыбкой на круглом румяном лице:

— Это он?

— Совершенно точно, — подтвердил Штильман. — Яков Брюс собственной персоной.

— Что же, — задумчиво протянул генерал, глядя на портрет, — предлагаешь взять языка? Вариант, конечно интересный, но преждевременный. Еще надо поработать. Но в любом случае, игра становится интересной.

IX

Вот уже несколько дней Ленка приходила домой поздно ночью. Сразу проскальзывала в душ, а потом ложилась и моментально засыпала. Утром они с Сергеем неистово занимались любовью, а потом… потом Ленка весело, как ни в чем не бывало целовала его в щеку, говорила какие-то глупости, быстро одевалась, и, не завтракая, убегала.

Сергей сходил с ума. Деликатный Ганя, смущенный Ленкиными утренними стонами и Серегиными страданиями, засобирался съезжать в гостиницу, но Сергей убедил его остаться. Два дня он не выходил работу, на звонки не отвечал. Клиенты обрывали телефон, но ему было безразлично, Егорушка прозвонился Ленке, а та сказала, что Сергей заболел. Заболел… Спасибо за понимание, родная. Он лежал на кровати, смотрел в потолок и пытался разобраться в своих ощущениях. То, что у Ленки появился другой, было ясно без слов… Хотя бы по тому, как она занимается любовью. То, что чувствовал Сергей, нельзя назвать просто ревностью. Он физически ощущал момент, когда Ленка была с другим. Вчера поздно вечером и сегодня после шести. Это знание, ревность, злость и бессилие выражались в противной холодной дрожи, волнами пробегавшей по спине. Сергей пытался заглушить эту холодную волну алкоголем, но виски на него практически не действовал. Он за раз выпивал бутылку "Джека Дэниэлса", не ощущая вкуса. Опьянение не приходило, вместо него наступал короткий период спокойствия, когда холод отпускал его спину и по телу разливалось мягкое тепло… А через час все начиналось сначала. Он боролся с желанием позвонить Ленке. Один раз не выдержал, но равнодушный голос оператора объявил, что абонент недоступен.

Ганя не пытался его успокаивать. Он считал, что мужчина должен решать свои проблемы сам, навязчивое сочувствие унижает. Захочет попросить помощи — Ганя встанет и сделает все, что в его силах. Но только, если попросит сам. И Сергей был благодарен за такое понимание. Ганя, уверяя, что у него важные встречи, стал выходить из дома рано утром, раньше, чем просыпалась Ленка. А приходил пораньше, приносил продукты и, несмотря на свою непереносимость алкоголя, ставил перед Сергеем очередную бутылку "Джека Дэниэльса". Словом, вел себя так, как только может вести себя лучший друг.

На третий день, после очередной порции виски, Сергей зашел в ванную комнату и увидел в зеркале свое отражение. Бледный, взъерошенный, в трехдневной щетине и с синяками под глазами. Он хлопнул ладонью по зеркалу, сбросил одежду, зашел в душевую кабину, включил горячую — на грани болевых ощущений — воду. Некоторое время молча стоял под упругой струей. Рефлексирующий интеллигент, мать твою… Любой нормальный мужик мигом бы выставил стерву за порог безо всяких разговоров. Или, по-простому, по-нашему, влепил бы ей в ухо, от души, чтобы дурь вышибить. А тут, здоровенный мужик, подковы гнет — ну не то, чтобы уж совсем гнет, но все-таки — сопли распустил до колен и пьет горькую. А что ты хотел, дорогой? Двенадцать лет разницы — это, скажу я вам, уже разные поколения. Сергей вышел из душа, очистил ладонью запотевшее зеркало и снова критически посмотрел на себя. Так немного получше. Глядя на свое отражение, он вдруг понял, что если еще хоть минуту останется в этой квартире, то сойдет с ума. Сергей наскоро побрился, натянул джинсы и свитер, накинул куртку и выскочил на улицу.

Его встретила все та же пасмурная, холодная и влажная Москва. И это было хорошо, сейчас погода была в полной гармонии с его внутренним состоянием. Вот такая гармония, понимаете, получается. Он направился к машине. Сергей никогда не пил за рулем, несколько раз, пригубив вина в компании, оставлял автомобиль на другом конце города, а домой добирался на такси. Никто и никогда не мог обвинить его в безответственности. Но сейчас все это было не важно. Он быстро сел в автомобиль, резко выехал с парковки, и, обгоняя одну за другой попутные машины, погнал в сторону центра.

Сергей, не думая о том, куда едет, двигался по привычному маршруту, как делал это уже несколько лет почти каждый день, отмечая где-то на периферии сознания, что каким-то чудом, чуть ли не по тротуарам объезжает заторы.

Подъехав к офисному зданию он, не глядя, припарковал машину у входа на тщательно очищенной от снега стоянке, огороженной цепочками и желтыми лентами. Здесь обычно стояли лимузины боссов помпезной нефтяной компании, располагавшейся в соседнем особняке. Но Сергею это было безразлично. И у него, наверное, был настолько убедительный вид, что подбежавший охранник в оранжевом жилете, наткнувшись на его взгляд, пробормотал что-то вроде "только недолго" и предпочел отойти.

Сергей вошел в здание и подумал, что непонятно, какого черта он вообще сюда приперся. Немного поразмышляв, он направился в сторону кафе.

— Дражайший Сергей Александрович!

Сергей обернулся. Перед ним стоял маленький Швец. В клетчатом пальто, по-видимому, купленном в Детском Мире времен эпохи застоя и с саквояжем под мышкой. Саквояжем, набитым миллиардами.

Сергей изобразил приветливую улыбку, широко развел руки и бросился обнимать Швеца, чем нисколько его не смутил.

— Милейший Андрей Андреевич!

Швец, закончив обниматься, отступил на шаг, посмотрел на Сергея снизу вверх и укоризненно произнес:

— Сергей Александрович, я вас жду второй день, а вас все нет на работе.

Плохо соображающий Сергей переспросил:

— Весь день?

— Нет, конечно, — с негодованием ответил Швец, — у меня тоже есть рабочее время. С девяти до шести, с перерывом на обед сорок минут. Тут недалеко, в "Варшаве" хорошие комплексные обеды. Сытные и недорогие. Рекомендую.

Сергей ошарашено смотрел на него, представив как этот гном, терпеливо, с саквояжем под мышкой, маячит в холле перед турникетом охраны. С девяти до шести, с перерывом на обед. Удивительно, как его не выставили отсюда.

— Кофе не желаете? — Сергей не нашелся, что еще сказать.

— Составить, так сказать компанию? Простите великодушно, ограничен во времени.

Ну да, с неожиданной злостью подумал Сергей, стоять с девяти до шести — время есть, а посидеть пять минут, он ограничен. Издевается, гном хренов.