Кирилл Манаков - Эдем XXI

Кирилл Манаков

Эдем XXI

Нам говорили, нас учили

Отбросить страхи и мечты,

Но слишком рано мы забыли

Тех, кто пришел из темноты

ПРОЛОГ

– Сир, мы должны начинать.

Высокий человек в темной одежде почтительно склонился перед королем.

Филипп IV заслуженно получил прозвище "Красивый". Святая Дева была благосклонна к его матери, и с юных лет будущий правитель выделялся могучим сложением и благородными чертами лица. Белизне его рук и нежности кожи завидовали первые красавицы двора, хотя другие монархи, не ведающие об изысканной роскоши Востока, считали, что христианскому королю надлежит больше заботиться о спасении души, а умение владеть мечом куда предпочтительнее изысканных манер. Хотя, следует признать, что короля Франции никто не мог упрекнуть в отсутствии набожности. Мало кто из придворных мог выстоять вместе с ним многочасовую ночную мессу, случалось, что от неподвижности и духоты лишались чувств даже закаленные воины, прошедшие Палестину и сокрушившие сотни сарацин. Говорили также о его необыкновенной образованности и остром уме. Правда, по этому поводу у Хранителя Печати Гийома Ногаре было свое мнение, которое он, разумеется, предпочитал держать при себе – в планы многоопытного придворного никак не входило преждевременное свидание с палачом.

Король, не удостаивая Ногаре ответом, несколько рассеянно оглядывал поросшую низкорослым кустарником просторную поляну, выходящую на топкий берег Сены. Хранитель Печати подождал несколько мгновений, затем склонил голову и отошел к остальной свите, стоящей позади массивного черного трона, водруженного на пологой вершине небольшого холма. Ногаре поежился, вспомнив, скольких усилий стоило перевести это драгоценное изделие неведомых мастеров из Цитадели Тамплиеров на богом забытый островок у левого берега Сены. Вообще, будучи человеком осторожным и расчетливым, он считал, что умерщвление Тамплиеров было бы разумнее и безопаснее провести в подземелье замка, но король, столько лет ожидавший момента своего торжества, не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за низвержением старого врага, человека, заставившего его испытывать унизительное чувство страха. Единственно, чего смог добиться Ногаре – это то, что казнь состоится не на Гревской площади, а на маленьком островке близь Сен-Жерменского аббатства, подальше от людских глаз. Поговаривали, что король Шотландии не жалеет золота для того, чтобы освободить своего старого друга и учителя. Кто знает, сколько еще тайных сторонников Тамплиеров осталось на свободе? Филипп прислушался к опасениям Хранителя Печати. Зачем рисковать, правосудие может свершиться и здесь, в стороне от ненужных глаз, а черни можно будет бросить другую сладкую кость – в застенках осталось еще немало рыцарей.

Но все же, казнь, которую лицезреет самый могущественный монарх христианского мира, должна быть зрелищем, достойным величия французского престола. И всю ночь сотни мастеровых без устали сколачивали из дубовых досок шириной в локоть помост, где надлежало разместиться королю и многочисленной свите. Обитый золотыми пластинами и слоновой костью трон был ночью доставлен на плотах из некогда неприступной Цитадели Тамплиеров, оттуда же привезли несколько сундуков с сокровищами, дабы вид потерянных богатств еще больше увеличивал страдания подвергаемые казни еретиков.

В сорока шагах от помоста возвышались два шеста, водруженные на бревенчатой поленнице, их окружали огромные вязанки сухого хвороста. Конечно, влажное дерево медленнее разгорается и позволяет продлить удовольствие от вида корчащихся в пламени преступников. Но Ногаре, предпочитающий воздержанность и осторожность, приказал доставить самый сухой хворост, лишь бы поскорее покончить с земным существованием ненавистных рыцарей. К шестам, лицом к лицу, так, чтобы один мог наблюдать за страданиями другого, были привязаны двое – Великий Магистр Ордена Тамплиеров Жак де Моле и Приор Нормандии Жоффруа де Шарне. Приор, не выдержав многочасового стояния, потерял сознание – Господь подарил ему спасительное забвение. Великий Магистр из последних сил старался стоять прямо, с горделивой осанкой старого воина глядя на врагов. Под этим взглядом Ногаре чувствовал, как по спине стекают струйки холодного пота. Он на миг представил, что де Моле освобождается от оков, и от одной этой мысли ему стало дурно. Хранитель Печати как никто другой знал, на что способен в бою этот страшный человек, даже если в его руках нет оружия. Пожалуй, окружающим короля трем десяткам рыцарей пришлось бы очень несладко. Впрочем, на этот случай предусмотрительный Ногаре поставил немного в стороне несколько доверенных людей со снаряженными арбалетами – никакое дьявольское искусство не поможет уйти от тяжелого оперенного болта, пробивающего насквозь дубовую доску в три пальца толщиной.

На западе собирались тучи, сначала дымчато-белые, потом черно-фиолетовые, окруженные багровой каймой и озаряемые вспышками беззвучных молний. От Сены потянулся густой низкий туман, скрывая от немногочисленных зрителей место казни.

Наконец, Филипп, насладившись видом поверженного врага, сделал знак палачу, тот поднес зажженный факел к вязанкам хвороста и огонь весело побежал по сухим веткам… Пламя, раздуваемое усиливающимся западным ветром, охватило весь хворост, и желто-оранжевые языки скрыли Тамплиеров.

Король равнодушно наблюдал за происходящим, его спутники неподвижно замерли, лишь несколько монахов Сен-Жерменской обители, допущенных на остров, осенили себя крестным знамением и зашептали молитвы.

Костер разгорался все сильнее. Великий Магистр выше поднял голову и посмотрел на короля сквозь стену огня. Взгляд его был светел и спокоен. Рыцарь шевельнул губами, желая что-то произнести, но поднятое порывом ветра пламя навсегда поглотило его.

Губы Филиппа тронула легкая усмешка. Богатство и могущество Тамплиеров лежат у его ног. Что мог сказать ему этот безумец! Обрушить бессильные проклятья? Святая Дева, одним больше, одним меньше, грехи наши в свое время будут подсчитаны и взвешены, есть один владыка, перед которым придется держать ответ даже могучему монарху и только он сможет рассудить и воздать по заслугам. А проклятья – это только песчинка на чаше весов.

Но обладавший острым взором Ногаре прочитал по губам слова Тамплиера, осознал их и, едва не задев развевающийся у трона королевский штандарт, отшатнулся от костра, жар которого достигал подножия трона и уже становился нестерпимым.

Последними словами Великого Магистра были "Ждите, я вернусь"