Nik Держ - Кулаком и добрым словом

— Обещаю, деда, помогать хоть добрым словом тем, кто в этом нуждается, — отвечал тогда старику, словно клялся, молодой несмышлёный мальчуган.

Навалившись на посох, Морозко встал. От резкого подъёма в глазах потемнело. Паренек покачнулся и покрепче вцепился в посох. Немного постоял, пока не отпустило. Затем поднял глаза к светлому утреннему небу, произнес:

— Спасибо, дед, что и после смерти помог мне добрым советом! Только в следующий раз, как-нибудь полегче советуй, шишка дюже болит!

Морозко вошел в сумрак избушки, и на мгновение ослеп — свет плохо проникал сквозь маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем. Подождал немного, привыкая к полумраку. Здесь он вырос, возмужал, здесь слушал нехитрые сказки, изучал мудрёную волховскую науку. Здесь прошла вся его недолгая жизнь. Хоть и рассказывал ему Силивёрст о других городах и странах, иных племенах и народах, нигде, кроме Малых Горынь паренек до сих пор не побывал. Но оставаться здесь он больше не мог. Куда идти и что делать — не знал. Знал лишь одно — нужно помогать людям, делать добро, нести свет в их непростые жизни.

— Сначала соберу вещи в дорогу, — решил Морозко, — а там, глядишь, и на ум чего придёт.

Сняв с крюка старенький вещевой мешок, паренек принялся рассуждать вслух:

— В дорогу перво-наперво еды взять надо, хлебца, мясца копчёного, соли, огниво, травок лечебных прихватить от хворей всяческих. Чего-чего, а трав мы с Силивёрстом насобирали добре, оставлять жалко. Ну да всего с собой не унесёшь. Так, а здесь у нас чего, — задумчиво произнес Морозко.

На верхней полке стояли в ряд искусно вырезанные из кости и дерева маленькие идолы. Морозко снял резные фигурки с полки и расставил их на столе. Вот этот мужик с сердитым лицом и нахмуренными бровями, в кольчуге, шлеме и с мечом — Перун, бог воинских дружин, а этот в звериной шкуре, с длинной бородой — Влес, скотий бог, а этот четырёхглавый, с бритым лицом, с рогом в руке — Свентовид, бог Рюгенских славян с острова Буяна…

Покачивая в руке Свентовида, парень пытался вспомнить что-то, как ему казалось, очень важное.

— Рог, — наконец вспомнил Морозко рассказы старика, — рог изобилия, остатки волшебной мельницы Сампо, дарующей благосостояние тому, в чьих руках он находится.

— Хватит богатеть жрецам из Арконы, — решил Морозко, — у них всякого добра и без того на сотню лет хватит. А я постараюсь раздать всё, что даёт этот рог, по справедливости. Как же его добыть? — он в раздумье почесал затылок. — Сначала до Буяна доберусь, а там авось придумаю чё-нибудь.

Собрав всё необходимое для дальней дороги, Морозко присел на лавку в углу избушки. Потом он встал, поклонился в красный угол и сказал:

— На дорожку, как полагается, посидел, спасибо этому дому…, - на глаза помимо воли навернулись предательские слёзы, горло перехватило.

Покинув избу, он подпер дверь колом и, не оглядываясь, скрылся в густых зарослях леса.

Лес в этот ранний час был наполнен спокойствием. Степенную тишину летного утра нарушали лишь звонкие птичьи трели. Сквозь густые кроны деревьев пробивались робкие лучики солнца, ласковые с утра, но превращающиеся к полудню в потоки расплавленного металла, сжигающего своим жаром открытую землю. Под защитой лесного щита земля дышала беззаботно: грозная сила Ярилы лишь высушила ненужную грязь, но ничего не смогла поделать с пахнущей прелыми листьями лесной прохладой. Поэтому и шагалось в этот час Морозке на удивление легко. Даже росы, что в такой ранний час должна висеть на каждом кустике и травинке, не было. Опираясь на резной посох, с тяжелой котомкой за плечами, паренек, не замечая усталости, отмерял версту за верстой. Пройдя приметное поваленное дерево, Морозко улыбнулся, вспомнив давнюю историю с лешим. После того случая Леший остерегался проказничать рядом с городищем, а с наступлением засушливого лета и вовсе пропал.

— Наверное, зарылся где-нибудь в куче прохладных прелых листьев, как в берлоге и жару пережидает, — подумал Морозко. — Интересно, как там водяник поживает с новой жёнушкой. Небось, всю бороду она ему уже повыдергала. Огонь, а не баба, такую озёрной водой не остудишь.

Наверху, в извечной синеве неба, Ярило, излив свой гнев на ни в чём не повинную землю и растратив за долгий летний день свою силу, медленно клонился к закату, а внизу, под густой кроной леса, сумерки и тени стремительно опутывали паутиной последние проблески света. Оглядевшись в поисках ночного убежища, Морозко заметил огромную раскидистую ель, которая своими пушистыми ветками доставала до земли.

— Самое место для ночлега, — решил парень.

Подойдя к ёлке, он поклонился.

— Исполать тебе, мать-ель! Пусти одинокого путника к себе, защити, отведи опасность в сторону…

В ответ ветки приподнялись над землёй, словно приглашая войти. Морозко без раздумий пролез под ними. Ель надежно укрыла уставшего путника от остального мира. Устав от переживаний и долгой дороги, Морозко лег на перину из опавших иголок и, убаюканный мерным поскрипыванием дерева, мгновенно уснул. Он даже не вспомнил, что это за ночь — ночь на Купалу.

Под разлапистые еловые ветки еще не проникал ни единый лучик света, когда Морозко открыл глаза.

— Неужели еще ночь, — подумал он, с хрустом потягиваясь.

Впервые за последние дни он чувствовал себя хорошо отдохнувшим и полным сил. Боль утраты стала притупилась, хотя старика парню не хватало.

— Ладно, — утешил он себя, — дед в ирие, ему там хорошо, и я постараюсь его не опозорить! Глядишь, и встретимся когда-нить!

Полежав еще немного на нагретых за ночь иголках (вставать ох как не хотелось) он, собравшись с силами, крикнул:

— Ель-матушка, выпусти меня!

Ель приподняла ветки, и в образовавшуюся щель хлынул поток света. Морозко зажмурился и выполз на четвереньках из уютного укрытия. Поднявшись на ноги, он поклонился елке.

— Спасибо за кров, за защиту!

Ель в ответ махнула ветвями: мол, заходи если что. Морозко огляделся вокруг: в нескольких шагах от елки бил из-под земли прозрачный ключ. Подойдя к роднику, паренек зачерпнул горсть хрустально чистой воды. Крякая и отфыркиваясь, словно забредший на водопой конь, Морозко умылся и сразу почувствовал себя заново родившимся.

— Так, — подумал он, — не мешало бы и перекусить. Однако провиант беречь надо — путь не близкий, — пробормотал он сам себе под нос, доставая из мешка свёрнутую тетиву, лук и несколько стрел.

Хотя этот лук дед сделал ему так давно, что это время уже казалось далеким светлым сном, подстрелить с помощью него, какую-нибудь мелкую живность было делом нехитрым. Прошло совсем немного времени, и над весело трещавшим костром жарился, шкворча жиром на угольках и распространяя по лесу непередаваемый аромат, огромный зайчище. Морозко сидел рядом с костром и захлёбывался слюной, пожрая глазами подрумянившуюся зайчатину. Живот сходил с ума, сердито рычал, громко жаловался, что приходится так долго ждать. Он как будто предупреждал, что сейчас сам, не дожидаясь хозяина, наброситься на еду. Тут за спиной Морозки раздался ужасный треск. Морозко резко обернулся и увидел, что в его сторону бежит, сверкая глазами, бешеный зверь. По всей видимости зверюга выбралась из собравшейся под поваленным деревом кучи лесного мусора, и теперь, обильно поливая слюной траву, неслась на оторопевшего парня. Не раздумывая, Морозко резко отскочил в сторону. Но странный зверь его даже не заметил. Утробно рыча, страшилище подскочило к костру, поднялось на задние лапы, схватило зайца и в один присест запихало его в истекающую слюной пасть. Послышался громкий хруст тонких заячьих косточек. Морозко непроизвольно сглотнул слюну.