Олег Авраменко - Призрачная реальность (Протекторат)

Конноли вздохнул:

— В таком возрасте почти все дети несносны. О любом шестнадцатилетнем подростке можно сказать то же самое, что вы говорили об Алёне.

— Не спорю. И обвинение, безусловно, понимает, что в этом вопросе перегибать палку не следует. В своей речи прокурор признает, что все подростки в той или иной мере склонны к жестокости, но большинство умеет обуздать себя, а вот у Алёны, дескать, отказали тормоза — и потому она опасна для общества.

Конноли снова встал и медленно прошёлся к окну и обратно.

— Ну почему, — произнёс он, — почему Алёна не хочет говорить? Я не верю в бессмысленную жестокость, не могу и не хочу верить... Поначалу я думал, что доктор Довгань узнал тайну Алёны и шантажировал её, угрожая сообщить нынешним властям Аррана, что она моя дочь. Но будь это так, она бы рассказала мне о шантаже. Алёна вспыльчивая и самонадеянная девушка, это правда; но она достаточно умна и рассудительна для того, чтобы самой улаживать столь щекотливое дело... Проклятье! Ведь должно же быть какое-то разумное объяснение её поступку!

— Вот мы и должны найти его, — сказал я. — С помощью Алёны или без таковой. Нужно убедить присяжных, что она совершила убийство под влиянием импульса, не вполне контролируя себя.

— Но результат психиатрической экспертизы...

— Диагноз об общей вменяемости отнюдь не исключает возможности кратковременного срыва под воздействием внешних факторов. Например, вследствие бурной ссоры. В этом случае суд, даже если признает целесообразность прочистки... гм, медикаментозной терапии, отложит исполнение приговора на срок от трёх до восьми лет, в течение которых ей будет предоставлен шанс доказать свою способность жить в обществе.

— Это время она должна провести в тюрьме?

— Для взрослых, осуждённых по этой статье, первые два года «отсидки» обязательны. Но поскольку Алёна несовершеннолетняя, она будет помещена в специнтернат с возможностью раз или дважды в месяц проводить выходные с родными.

— Большего мне и не надо, — оживился Конноли. — Только бы вы добились этого, а всё остальное... — Он вовремя осёкся и виновато взглянул на меня. — И как вы расцениваете наши шансы?

— Как очень хорошие. Более определённо сказать не могу, ведь я только в пятницу вечером я стал адвокатом вашей дочери и ещё не успел глубоко вникнуть в дело. Но в общих чертах уже представляю, какую тактику защиты следует избрать. В ходе процесса я постараюсь расшатать аргументацию обвинения где только возможно и заставить его изменить формулировку «предумышленное убийство с отягчающими обстоятельствами» на «убийство в состоянии аффекта» или даже «непредумышленное убийство». Но для этого я должен представить суду убедительную мотивировку её поступка. Скажем, если в случае с Алёной доктор Довгань нарушил общепринятые нормы отношений между врачом и пациентом — ну, вы понимаете, что я имею в виду, — то присяжные признают её виновной лишь в неумышленном убийстве в результате превышения необходимой меры самообороны. Завтра я намерен встретиться с вашей дочерью и объяснить ей, как обстоят дела. Надеюсь, мне удастся убедить её, что скрывать правду в её положении не просто бессмысленно, а губительно.

Конноли сел.

— Боюсь, ничего не получится, — сказал он мрачно. — Алёна упорно отрицает свою вину и слышать не хочет ни о каком признании. Пётр и Марина, то есть господин и госпожа Габровы, не единожды пытались уговорить её сделать признание, но она даже слышать об этом не хочет. Обычно Алёна рассудительная и здравомыслящая девочка и знает, когда нужно подчиниться обстоятельствам, но сейчас на неё что-то нашло... что-то непонятное.

— А вы сами пробовали поговорить с ней?

— Лично, нет. Это слишком опасно. Тюремный персонал от скуки любит смотреть телевизор, и меня могли узнать по выпускам международных новостей. Но я рискнул передать Алёне послание, в котором убеждал её признаться в убийстве. Я даже покривил душой и заверил, что не сомневаюсь в её невиновности, но прошу солгать ради своего спасения. Она уже знает о... о некоторых моих планах — и всё равно стоит на своём.

— М-да... — протянул я. — А вот со слов господина Габрова я понял, что всё не так безнадёжно.

— Это было сделано по моей просьбе, — признался Конноли. — Я опасался, что вы не захотите защищать Алёну, если с самого начала будете знать о её упрямстве. А мне нужны именно вы.

Я удивлённо пожал плечами.

— Не буду лукавить, я польщён, что вы такого высокого мнения обо мне. Но всё же уверяю вас, что я далеко не лучший специалист по уголовным делам.

— Зато вы везучий. — Конноли немного помедлил, доставая из внутреннего кармана бумажник. — Все адвокаты работают за деньги, и обычно работают хорошо. Вы тоже работаете за деньги — но не просто хорошо, а блестяще. Я специально наводил о вас справки и убедился, что в отличие от многих других адвокатов, вы не создаёте себе репутацию, берясь лишь за заведомо выигрышные дела, ваша удачливость — результат несомненной талантливости и высокого профессионализма. Кроме того, о вас отзываются как о честном и порядочном человеке, который превыше всего ставит интересы своих клиентов. Вы именно тот, кто может спасти мою дочь. — С этими словами он вынул из бумажника сложенный вдвое листок и протянул его мне. — Пётр Габров будет от своего имени оплачивать все ваши расходы по делу Алёны. Но если вы добьётесь для неё условного освобождения на поруки или хотя бы отсроченного приговора, то получите от меня эту сумму в качестве дополнительного вознаграждения.

Я посмотрел на листок — и не поверил своим глазам. А когда убедился, что зрение не подводит меня, поднял на Конноли ошалелый взгляд.

Он слабо улыбнулся:

— Богатые люди обычно скупы, советник, иначе они не были бы богатыми. И я здесь не исключение. Однако в жизни бывают случаи, когда все богатства мира теряют свою ценность по сравнению с судьбой одного-единственного человеческого существа. Алёна для меня всё, альфа и омега, она — смысл всей моей жизни, даже свою борьбу с нынешним режимом на Арране я вёл не ради каких-то абстрактных идеалов, а ради того, чтобы вернуть дочери родину. Я готов на всё, чтобы спасти Алёну. Буквально на всё — я не преувеличиваю.

Я снова посмотрел на листок и после некоторых колебаний произнёс:

— За такие деньги вы могли бы освободить её и без помощи адвоката.

Он кивнул:

— Да, я рассматривал и такой вариант. Предложенная вам сумма взята не с потолка, это результат тщательной калькуляции всех связанных с организацией побега расходов — как видите, ваша система правосудия умеет за себя постоять. — Конноли сдержанно улыбнулся. — Ну а я, когда у меня есть выбор, предпочитаю держаться поближе к закону.