Дом, где живет чудовище - Мара Вересень
— Я — чудовище.
— Это еще как посмотреть, — задумчиво произнесла та, что назвалась Лианой, — идем, — протянула руку, заставляя меня подняться, — я как раз думала завести себе парочку чуд, но думаю, обойдусь одним.
Обитель не была обителью в прямом смысле, просто лечебница для бедняков на окраине, существовавшая на благотворительные средства. Работницы, целительницы, травницы и их помощницы жили тут же. В высшем свете было принято что-то куда-то жертвовать и хвалиться тем, что радеют и заботятся, но сами жертвователи тут никогда лично не появлялись. Разве что имперский ревизор, скрупулезно сверяющий расходные ведомости и дотошно просматривающий каждую бумажку, чтобы потом отчитаться кому-то выше, что королевская дотация дошла до тех, кому предназначалась.
Я провела там несколько лет, став другой. Мое лицо тоже теперь выглядело немного иначе, чем я помнила, и уж точно совсем не походило на то, что я иногда ловила в зеркале.
— А и не смотри, — поучала Лиана, — и оно на тебя смотреть не будет. Поживите пока так, наособицу.
Я не совсем ее понимала, но привыкла избегать зеркал. А прятаться от дождя меня научили. Она же и научила.
— От этой беды не избавлю, но как уберечься — покажу.
И показала травы и как их сочетать, как выбрать те, что сильнее, как складывать в рисунок, чтобы тот, кто сделал из меня чудовище, новую меня не разглядел.
— Поздняя ты. Многое уже не сумеешь, — покачивала головой ведьма Лиана, которая ведьмой совсем не была.
Благодаря ей, я знала, как заново выстроить рисунок, сузив обережный круг, но это значило, что если мой страх преодолеет первый барьер и шагнет ко второму, он будет очень близко. На расстоянии вытянутой руки. Ничего. Переживу. Не в первый раз.
В его первое появление у меня не было вообще никакой защиты, и он едва не отнял у меня то жалкое подобие жизни, что мне такой ценой удалось отвоевать. Но зато я узнала, что бояться теперь нужно не только себя.
Застиг в огороде, куда меня отправили за зеленью к ужину. Под внезапным вечерним ливнем, хлынувшим из неказистой тучки, до последнего прикидывающейся безобидным облаком. И когда вокруг заплясала вода — он пришел.
— Вот ты где, моя малышка, моя Эли. Сбежала. Хочешь поиграть? — ласковый, до дрожи в коленях, до немого горла и звона в ушах.
Мой прекрасный нареченный, мертвый, но живой. Вода, пламя и голос.
Смотрел в глаза, держал за руки, и от его обжигающих объятий расцветали на коже цветные ленты. Снова. Я стала чудовищем, чтобы подобного больше не повторилось, но лишь создала нового монстра.
Не могла ничего сделать, сидела на мокрой земле среди колышущихся под ударами капель укропными зонтиками, прижав колени и сцепив руки в замок, спрятав лицо и подставив спину, которой почти не больно. Это же вода. Просто вода. Но горело клеймо на плече, выламывая волю, заставляя подчиняться. Потому что я — для него. Забава, игрушка, кукла, о которой можно забыть, швырнуть в угол, заставить, взять силой, ударить походя, улыбаться, размазывая алое по кукольному лицу и рассказывать кукле, какая она красивая.
Когда дракон желает, жена исполняет.
Аарона, несколько лет назад.
— Леди Вилдероз, — изящный поклон, губы чуть коснулись руки в тонкой перчатке, и голым плечам мгновенно стало горячо, потому что в глазах можно утонуть.
Я проблеяла что-то невнятно вежливое, наплевала на шикающую позади подругу, хватающую меня за пояс и возмущенно пищащую, что танцевать не будучи представленными ужасно и недопустимо, но горячие пальцы незнакомца держали крепко, и я, как завороженная, шла за его взглядом в круг для танца.
— Ваша подруга права, — голос, мягкий и щекотный, как птичий пух, обволакивает и мешает мыслить здраво. И вот уже его руки, поддерживая меня под спину, кружат по залу, а я даже не думаю, правильно ли я считаю шаги. — Позвольте представиться, лорд Ингваз Бист. Меня так долго не было в столице, я и забыл, как много здесь прекрасных леди. Я впечатлен. Больше того, уязвлен… в самое сердце.
Пусть и танец, но его губы недопустимо близко к моему лицу и сил противиться нет.
— Эли-и-ира, — окончание имени раскатывается внутри него и от рокочущего в груди рыка, похожего на звуки приближающейся грозы, подламываются колени, но его рука на спине держит крепко, прижимает к большому твердому телу, горячему. — Эли-и-ра, я могу вас так называть?
Меня бросило в жар. Он смотрел в упор. Музыка умолкла, а мы замерли посреди зала, прижавшись друг к другу… Мать меня убьет… Нет, хуже, станет отчитывать и всучит зубрить талмуд по этикету.
А он — смотрит. Темные омуты, полные огня. Опасный, прекрасный, притягательный лорд-дракон. Я попалась. Меня выбрали.
Он оставил меня там, где взял перед танцем, рядом с надутой подругой, а к нам уже спешила моя мать, угрожающе похлопывая веером по ладони. Да, я испортила ей коварный план представить меня нескольким другим претендентам. Моя бальная книжка была расписана задолго до прибытия на сам бал, а так ошеломивший меня танец принадлежал совсем другому мужчине.
— Это сын императорского казначея Ансельма Биста, — заговорщически подмигивая мне и склонившись к уху мамы, зловещим шепотом произнес отец, появившийся, как добрая фея, в самый последний момент.
— О! — сказала мама, хотя собиралась устроить мне головомойку, не дожидаясь возвращения домой, а потом отобрала дурацкую бальную книжку и заявила, что я сегодня больше не танцую, потому что сделала все, для чего мы вообще сюда выбрались.
На следующий день дракон явился в наш дом и попросил у родителей моей руки. Сердце он взял сам, еще во время танца. И пока мама заламывала руки и кропила платочек умильной слезой, а отец черкал на брачном договоре свою подпись, темные омуты обещали мне… тогда казалось, что счастье.
Всего неделя от помолвки до венчания — на грани приличий. Я окончательно потеряла голову. Прогулки, подарки, поцелуи, доводящие почти до беспамятства и обещания еще большего блаженства.
— Моя сладкая, нежная Эли, хрупкий цветочек, — говорил мой прекрасный жених, и я плавилась, таяла внезапным майским снегом.
Храм и обряд я помнила плохо, только свой голос, почти не слышный за грохотом сердца, сказавший “да”, пальцы Ингваза, надевшего большеватое кольцо мне на руку и его же слова:
— Моя, моя маленькая куколка. Ты удивишься, как изменится твоя жизнь.
Торжественного приема в честь венчания не было, лорд Бист не пожелал видеть никого кроме меня, и поздравившие нас в храме родители уехали,
