Замок Древней (СИ) - Конопляник Станислав

— Ну хоть хуже не стало, — услышал я свой голос.

Ага, не стало! Резервы вычерпаны, вокруг тонны грязной силы, диссациатор не справляется и огнешары рождаются прямо в желудке. Дракон хренов!

— Гарри, да ёб жешь того, кто тебя создал! — послышалась матерщина за спиной.

То была Луанна, как раз вовремя поспевающая.

— Ты ж какого хрена… — задыхалась она от гнева.

— А я что? Хуже же не стало, — разводило тело руками.

— Не вижу я пока, что тебе хуже не стало, твою-то мать! Сказано было, что не колдовать.

Ведьма оказалась уже совсем рядом. Мне стало совсем плохо. Новый наплыв боли сковывал. Тело отдавало мне все болевые ощущения. Если я — это тот же Гарри, то так делать абсолютно бесчеловечно!

Звёзды замерцали в сознании. Нет, ничего во мрак не погружалось, я и так был во мраке.

Я в домике Луанны. Я лечусь.

Темнота.

Ноги скрещены, правая сломана и с раздробленной костью, в которой пошло смещение из-за игнорирования боли моим телом. Внутренние органы воспалены и увеличены, желудок — месиво. Боль пронзает от колена к бедру, хватает жесточайшим спазмом в районе мошонки, пробегается по позвоночнику и стреляет прострелом в районе затылка. Лицо всё ещё пылает.

— Сюда, блять, смотри, бессмертный ты наш! — прикрикнула Луанна.

Мне было интересно, каким-таким заклинанием она собирается в меня тыкнуть и потянулся к нему, но не очень удачно, развалив четыре связующих узла. Треснул и развалился в пыль один из кристаллов, вспыхнула рядом почти до потолка свечка, Луанна принялась безудержно материться.

— Так!

Я не знал, что она сделала. Мир пребывал в кромешной тьме.

— Я тебе уже говорила не трогать мои чары! — всё на повышенных тонах.

Тело пожало плечами.

— Я не запомнил, — произнёс я.

— Так запомни! Иначе наше лечение будет ой каким непростым…

— Не уверен, что как пёс могу по команде что-то запомнить в таком состоянии, но хорошо, я попытаюсь, — я кивнул.

Смена обстановки.

И всё же запомнил!

Я на чём-то мохнатом, вокруг сыро и прохладно. Тело стреляет, ноет и горит, но это уже я и моё тело. Расщеплённое надвое сознание постепенно сливается воедино, восполняя пробелы происходящего. Или это тоже одно из воспоминаний?

Я погладил рукой шкуру, на которой сидел, ощутил дуновение ветра на воспалённой коже, ощутил присутствие силы, текущей из Нуриен Юндил.

Пошевелив во рту распухшим языком, я вздохнул и позволил мыслям овладеть телом в один из последних раз.

Много звуков. Где я? Что я здесь делаю?

Темнота.

Я сижу. По телу привычными волнами расползается боль, но угли в желудке всё ещё потрескивают. Ноги и спину хватает судорога. Правое ухо гудит и свистит. В глазах насыпан песок и забиты гвозди. Лёгкие дышат так, будто меня ткнули лицом в лужу.

Много аэльев, в основном людей. Рядом никого нет. На меня не обращают внимания. А, чары наложил отводящие взгляд!

— Этро грустная до сих пор ходит. Я к ней подходил, вся бледная, тощая стала…

— Вчера вечером возвращался, увидел бугая здорового, чуть в штаны не наделал…

— На кучу обломков ходили с пацанами смотреть, Барадиру по яйцам молния врезала, — хохот.

Почему я это запомнил?

— Эта мумия, говорят, положила тех железных.

— Мумия? Да ну, брехня! Он ж без глаз даже, воняет от него, хуже чем от Кукси, ходит кровью харкается. Там Дима был и мечом размахивал. Вот они, железные… рабы, рыботы… рыбины? Гандабиджоба, как их называл Дима?

— А я ебу? Вот у него и спрошай.

— Нет, Дима не мог? Кто-нибудь видел что там было?

Голоса у меня сливались в кучу. Я нервничал от того, что не мог различить их, отделить один от другого. Мешало гудящее ухо, мешала тошнота от поддерживаемых чар, мешала боль и тьма.

— Одного Дима точно завалил.

— Да куда он бы его завалил, если бы ему Гарри не скрутил его вначале, а потом ещё и меч свой не выдал. А меч у него волшебный. Дима по голове железке вмазал, та и взорвалась, прикинь!

— Дима говорил, что эти железяки… «стреляли», но не стрелами. Я так и не понял.

— И что?

— И ничего. Видать Гарри это, того… Бессмертный.

— Чего ж его тогда Луанна лечит?

— А кто сказал, что она лечит? Она, может, себе его прикарманить вздумала, чтоб быстрее Марьяны.

— Чего это ты гадости про неё наговариваешь?

За тем столиком образовалась тишина, а после ребята загоготали. Видимо какая-то локальная шутка, которую я не понимал.

Значит сомневаются, что это я их деревню спас. Но уже ставят меня в ряд с Димой, не ниже. Теперь понятно, зачем я это запомнил. Идём дальше.

Где я? Не уже ли мне снова хуже?

Темнота.

Ноги отекли, поясница стреляет, по телу разливается жар, но не больше обычного. Голова, ухо, глаза, лицо, зубы, челюсть, да и кожа с мышцами — всё горело привычным огнём. На грани стерпимого безумия. И лишь где-то на окраине доступного мне сознания я задавал себе вопрос: как я всё ещё нахожусь в сознании?

Я сидел, прислонившись спиной к колесу, и даже ощущал едва отчётливый аромат сырой резины. Рядом сидел Ворон, чем-то похрустывая и это что-то пережёвывая.

— В общем, приятель, херово тебе, — буркнул он и поддержки в его голосе я не ощутил.

Во тьме сознания был образ, описанный мне Сеамни когда-то, с разрывающейся плотью смазливого личика, вылетавшими из глазницы глазами, кровью и мясом. Не знаю, с чего даже я вспомнил это предсказание.

— Сколько мяса натаскали? — раздался мой голос.

— Уже дней на сорок будет, вымениваем у местных на деньги, — ухмыльнулся Ворон.

— Это называется торговля, — я попытался рассмеяться, но вместо этого зашёлся булькающим кашлем.

— Ты бы видел, как Бумба ножом орудует. Р-раз, и одним движением шкуру с кролика. Эй, не делай вид, что тебя тошнит! Я тебя знаю.

— Меня всегда тошнит, — прохрипел я, сдерживая спазмы желудка. — Что там с охраной?

— Хмм, — протянул Ворон. — Значит амнезия всё же присутствует. Ты договорился с Димой и взял патрулирование на себя. Ещё хвастался, мол, что всех дружинников по именам знаешь.

Да, даже тех, кто отказался. Среди согласившихся были Вавойца, Зенёк, Минюк, Вальтер Барго и Бургур Гандабиджоба.

— Неа, не помню, — сказал я, хотя прекрасно помнил все пятнадцать имён и даже представлял их ауру. Тот же трюк, что проделал когда-то в Пандемониуме. — Что ещё?

— Среди наших запахло тухлятинкой, — прошептал Ворон. — Слышал я такую мысль, что много кто держать в руках оружие отказывается. Мол, без надобности.

— Небось Френк, может Нюхт, — прохрипел мой голос.

— И всё-то ты знаешь…

— Неа, не знаю. Это просто догадки, — я закашлялся, принялся булькать.

— Ладно, не подохни тут.

Темнота.

Боль не отступает, вновь ввинчиваясь в моё сознание и едва его не гася. К гулу в правом ухе добавляется тикающий треск в левом.

Требуется ещё мгновение, чтобы определить, что треск в левом — это ход нескольких секундных стрелок.

Мы в доме у Януша, в его мастерской, которую я мог лишь представить: сотни часов ручной работы, собранные им лично, больших и маленьких, с циферблатом на десять значений и четырьмя стрелками: части, доли, дольки, вдохи.

— Время, господа уважаемые, — Януш обращался ко мне, Диме и Ворону, — это вещь удивительно относительная, описывающая лишь цикличность некоторых событий. Потребовался, — он вдруг засмеялся, — год, чтобы определить, что такое год. Ну и по обыкновению я выделил девять хант: Ветчины, Крика, Урожая, Жизни, Жёлтых Листьев, Красной Лозы, Синяков, Чёрную ханту и Деток, — перечислил он.

Я слушал внимательно, заглушив в себе даже боль.

— Каждую привязал к какому-то природному событию: цветению эльфийской лозы, вылуплению молодых багушек…

— В этом случае ханты должны быть разного размера и отличаться от года к году, — услышал я свой внимательный голос.