Робин Хобб - Безумный корабль
Для начала Са'Адар напустил на себя выражение поруганной добродетели:
– За что?… – вопросил он, точно актер на подмостках. И широко раскрыл руки, показывая всем длинный порез на груди. Он даже чуть повернулся в сторону, обращаясь не к одной только Этте, но и к столпившимся на шкафуте* [Шкафут – на парусных кораблях палубный настил вдоль бортов в средней части корпуса.] бывшим рабам: – За что ты избрала меня мишенью своего гнева? Какое зло причинил я тебе? Я всего лишь вышел вперед, дабы предложить свою помощь…
– Мне нужен корабельный лекарский сундучок, – отрезала Этта. – И немедленно!
– Но у меня его нет! – сердито воскликнул Са'Адар.
Женщина обладала способностью двигаться быстрее, чем кошка, когда полосует когтями. Во второй раз блеснул ее нож – и первую кровавую линию пересекла вторая. Са'Адар стиснул зубы, но не вскрикнул и не отшатнулся. Уинтроу, впрочем, видел, какого усилия это ему стоило.
– Так найди, – предложила Этта. – Ты, помнится, хвастался, что подготовил и возглавил восстание, сбросившее прежнего капитана. Значит, сумеешь поговорить со своими людьми и напомнить им, кто настоящий вожак, кого следует слушать. И если ты вправду таков, то сможешь узнать, кто из них грабил каюту старпома. Эти люди взяли лекарский сундучок. Он нужен мне. Прямо сейчас!
Еще мгновение длилось шаткое равновесие… Показалось ли Уинтроу – или в самом деле был подан некий знак, брошен некий взгляд, которым обменялись Са'Адар и его люди? Сказать наверняка было невозможно. Но вот Са'Адар заговорил, и, странное дело, его речь показалась Уинтроу чистым актерством.
– Ты могла, – заявил жрец, – просто спросить у меня, не прибегая к насилию. Я ведь человек тихий, я всего лишь смиренный служитель Са и ничего не ищу для себя лично, радея лишь об умножении в человеках добра… Этот сундучок, который ты разыскиваешь… как он хоть выглядел?
Вопрошающий взгляд жреца обратился на Уинтроу, губы растянула искусственная улыбка.
– Просто деревянный сундучок. Вот… примерно таких размеров. – Уинтроу показал руками в воздухе. – Он был закрыт на замок, а на крышке выжжено изображение Проказницы. Внутри хранились лекарства, врачебные инструменты, иглы, материал для перевязок. – И добавил: – Всякий, открывший его, немедленно понял бы, что это такое.
Са'Адар повернулся к собравшимся на шкафуте:
– Слыхали, народ мой? Видел ли кто-нибудь из вас такой сундучок? Если да – прошу вас, принесите его сюда без промедления. Не ради меня, конечно, – ради избавителя нашего, капитана Кеннита. Покажем ему, как мы являем доброту к тем, кто был к нам милосерден!
«Все шито белыми нитками, – подумал Уинтроу. – Этта же его прирежет на месте…»
Он ошибся: на ее лицо снизошло удивительно долготерпеливое выражение. А с палубных досок вдруг подал голос сам Кеннит.
– Она знает, что времени у нее сколько угодно, – сказал он очень тихо. – К тому же она любит убивать медленно. Да еще где-нибудь в укромном уголке…
Все внимание Уинтроу тотчас переключилось на пирата, но в том, казалось, сознание едва-едва теплилось. Длинные ресницы расстелились по щекам, лицевые мышцы были расслаблены, лишь губы кривились в слабой улыбке. Уинтроу аккуратно приложил два пальца к горлу Кеннита. Пульс бился по-прежнему ровно и сильно, но кожу обметала лихорадка.
– Капитан Кеннит, – вполголоса окликнул Уинтроу.
– Может, это он? – прозвучал звонкий голос женщины. Рабы расступились – она широким шагом вышла вперед. Уинтроу торопливо вскочил на ноги. Бывшая невольница несла лекарский сундучок. Крышка была расколочена, но Уинтроу все равно узнал его. Он не побежал навстречу, предпочтя терпеливо дождаться, пока женщина передаст сундучок Этте. «Пусть сама разбирается с Са'Адаром… Это их стычка. А я и без того, кажется, с ним уже на ножах».
Этта же окинула беглым взглядом поставленный к ее ногам сундучок. Она даже не наклонилась порыться в его разворошенном содержимом. Она вновь посмотрела на Са'Адара и негромко презрительно фыркнула.
– Не люблю, когда со мной в игры начинают играть, – сказала она очень тихо. – Но коли уж вынуждают, я не я буду, если не выиграю!
Их взгляды встретились. Ни он, ни она не желали отвести глаз. Кожу на худых щеках Этты свело, улыбка превратилась в угрожающий оскал.
– Ты! – проговорила она. – Убери своих ублюдков прочь с палубы! Все вниз, в трюмы – и люки за собою закрыть! Не желаю вас ни видеть, ни слышать… ни запах ваш чувствовать, пока все это не кончится! И, если ты не совсем выжил из ума, будешь впредь пореже попадаться мне на глаза. Дошло?
И вот тут, на глазах у наблюдавшего за ними Уинтроу, Са'Адар совершил серьезнейший просчет. Он выпрямился во весь свой рост (впрочем, Этта все равно была выше) и поинтересовался с этакой спокойной насмешкой:
– Надо ли так понимать, что это ты командуешь здесь, а вовсе не Брик?
Можно было бы сказать, что он сделал очень тонкий ход… если бы между молодым пиратом и Эттой существовала хоть какая-то ревность. Но Брик лишь откинул голову и от души расхохотался, между тем как нож Этты украсил грудь Са'Адара еще одной красной насечкой, и на сей раз жрец не удержался ни от крика, ни от судорожного шага назад: Этта неплохо владела клинком – рана оказалась поглубже двух первых.
Священнослужитель скомкал в кулаке пропитанные кровью клочья рубашки, а женщина зловеще улыбнулась ему:
– Думаю, мы сходимся на том, что уж я-то всяко повыше рангом, чем ты…
Один из «расписных», с лицом, потемневшим от ярости, устремился было вперед… Вооруженная рука Этты коротко метнулась туда и обратно – и «расписной» свалился, прижимая ладони к животу. Проказница сдавленно вскрикнула – на ее палубу снова пролилась кровь. Бывшие рабы откликнулись, точно эхо, целым хором ахов, вскриков и стонов. Уинтроу всем существом ощутил болезненное содрогание, прокатившееся по всему кораблю при этом новом насилии, но отвести глаз от происходившего не мог. Са'Адар кинулся за спину уцелевшему телохранителю, но этот здоровяк и сам уже пятился перед ледяной яростью женщины с ножом. И больше никто не поспешил на защиту жреца. Даже наоборот: люди отступили от него несколько прочь. Связываться никому не хотелось.
– Так что запомните хорошенько! – Голос Этты звенел, точно молоток по наковальне. Она подняла окровавленный нож и обвела им в воздухе круг, захватив весь корабль и все обращенные к ней лица – с татуировками или без. – Я не буду цацкаться ни с кем, кто нанесет урон здоровью и благополучию капитана Кеннита. Никто из вас более не позволит себе никоим образом, прямо или косвенно, задеть или обидеть его – или в полной мере познаете мой гнев! – И она чуть понизила голос: – Вот видите, все проще простого. А теперь – все вон с палубы!!!
На сей раз столпившийся народ просто исчез, словно вода, убегающая в шпигаты*. [Шпигаты – отверстия в палубе для слива за борт попавшей на нее воды.] Спустя какие-то мгновения на палубе остались только пираты и несколько рабов, назначенных Эттой держать Кеннита. Эти трое смотрели на нее со странной смесью ужаса и почтения. Уинтроу про себя заподозрил, что они успели полностью переменить свои привязанности и с этой минуты были готовы следовать за Эттой куда угодно…
А вот сколь могущественного врага нажила она себе в лице Са'Адара – это должно было показать время…
Когда Этта подошла к Уинтроу, их глаза встретились, и он понял: ее столкновение с Са'Адаром предназначалось и для его внимания тоже. Если Кеннит умрет у него на руках – месть Этты будет скора (в лучшем случае…), страшна и неотвратима. Вот она подошла к нему, неся лекарский сундучок… Уинтроу взял его, не проронив ни слова. Поставил на палубу и быстро просмотрел содержимое. Кое-что, конечно, успело бесследно пропасть, но многое, по счастью, сохранилось. У юного целителя вырвался вздох искреннего облегчения, когда он обнаружил склянку с кожурой плодов квези, заспиртованной в бренди. Бутылочка, впрочем, оказалась крохотной… Промелькнула горькая мысль, что его отец не счел нужным применить это снадобье, когда самому Уинтроу резали палец… Хотя, с другой стороны, будь это сделано, вряд ли что-то осталось бы для Кеннита в его гораздо более серьезной нужде. Уинтроу лишь отметил про себя столь странную причуду судьбы и принялся аккуратно раскладывать обнаруженные инструменты. Он отпихнул в сторону за ненадобностью позаимствованные у кока ножи и заменил их тонкими клинками из сундучка. Нашлась там и специальная пила по кости, снабженная изогнутой рукоятью. Уинтроу выбрал три иголки и вдел в них волоски из шевелюры Кеннита. Когда он выложил их на холстину, волоски свернулись крупными кольцами.
А еще в коробке сыскался кусок кожаного ремня с двумя кольцами на одном конце – жгут, который он наложит на ногу, прежде чем резать.
Ну вот, собственно, и все… Уинтроу бросил последний взгляд на приготовленные инструменты. И обернулся к Этте:
