Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

  - Дорогой племянник! Да забери их обоих, они мне не нужны за такую цену. Но будь человечен к их продавцу, этому достойному человеку. Если ты сумеешь заплатить ему тысячу, я уступаю обоих и меч впридачу тебе. Ты же любишь вешать на стены острые железяки... Ибо не годится, пользуясь высоким положением, брать их ниже настоящей стоимости.

  Торговец аж открыл рот, как вытащенная из воды рыба. Тысяча золотом... Это же лет пять безбедной жизни! За каких-то двух сопляков! Наверное, мысленно торовец уже благодарил Алка Морского за невероятную удачу, и короля заодно. Кроме того, теперь он знаком с королем, и может вести дела непосредственно с двором!

  - Охотно, - гордый победой, усмехнулся Алкин. Короткий кивок - и один из слуг, с безмолвно стоявший за спиной Алкина, протянул торговцу увесистый мешок, в котором позвякивало золото. "Это же годовой доход с целой провинции! - поразилась Эвинна. - Они могли бы накормить все Макебалы!" - Здесь ровно тысяча, если вы хотите, можете здесь же пересчитать.

  - Что вы, ваше сиятельство, как можно? - вопросил торговец. - Такие благородные люди не могут обмануть!

  "Если и обманул на десяток-другой - не страшно. Тысяча... Хоть вообще завязывай с работорговлей! - думал торговец. - Как хорошо, что есть знатные дураки, готовые из-за ерунды выложить такие деньги..."

  "Ну и здорово же я этого старого урода надул! - радовался Алкин, потирая руки. - Увел из-под носа рабов, и плевать мне, что он король! Да еще расплатился не доходами с поместья, а его же деньгами, которые он мне выдал на днях! Ну и дурак же этот Амори!"

  Но больше всех был счастлив Амори: "Он попался, хвала Алку Морскому! Этот хлыщ, понятия не имеющий о том, каково управлять государством и выколачивать золото. У-у, родственничек! Завтра же обвиню его в мотовстве казенных средств и потребую все вернуть с процентами. А когда он останется без денег, вынужден будет свой доморощенный флот распустить, а корабли мне отдать в счет долга. Хватит уже в пирата играть и прибрежные деревни грабить, после него с них ни гроша не соберешь! Может, и Гевин отберу, доходы с него мне не помешают. Тогда и посмотрим, кому будет смешно, а кому грустно. И торгаш зря так доволен. Этот будет арестован на своем же корабле, вернет все, и с прибылью, а потом под пыткой расскажет пару-тройку баек про племянничка и Эленбейна - этого тоже лучше с крючка не спускать..."

  Но ни племянник, ни торговец не умели читать мысли. Умели бы - был бы королем не дядя, а племянник. Лицо Амори выражало лишь умеренное недовольство, естественное в сложившейся ситуации, и ничего больше. А на губах застыла неживая, казенная улыбочка. Мол, знаю, что сел в лужу - но все честно, претензий не имею. Чрезвычайно довольный собой, Алкин говорил новеньким рабам, радостно поглаживая куцую и чахлую бородку:

  - Ну не дурак ли?

  Но Эвинна уже догадалась: дураком был не "он", а сам Алкин. Королевский шепот и косой взгляд, брошенный на Алкина, когда тот раздулся от гордости и ничего не замечал, сказали ей все. Но не предупреждать же проклятого алка - пусть один гад сожрет другого... Пусть зло покарает само себя.

  - Шевелись, шлюхин выродок! - раздался над ухом вопль алка. Даже сквозь куртку кнут пробрал по-настоящему. Моррест взвыл, но материться побоялся: он помнил, чем это кончилось первый раз. И ему еще повезло: могут принять за колдуна и выкинуть за борт, могут. А ведь месяц Секиры - далеко не лето... Поосторожнее надо с незнакомыми надсмотрщикам языками. - Ровнее греби, сука!

  В тысяча какой-то там раз Моррест налег на весло. Руки давно мелко дрожали от перенапряжения, ладони покрылись кровоточащими волдырями. Пройдя через холодную воду, весло поднялось над поверхностью, разбрасывая свинцово-серые брызги. Поднять из воды и опустить в воду весло было далеко не просто, особенно поднять и опустить там, где нужно, и одновременно с другими. А без одновременности галера не сможет ни набрать скорость, ни идти на веслах.

  Вновь Эвинна и Моррест плыли по морю. Как бы в верном направлении - на север, навстречу настоящей зиме. Валы холодной воды били и били в нос, в борта, в корму утлой посудины, они перехлестывали через фальшборт и то и дело окатывали ледяными брызгами гребцов. От всех них шел пар, который подхватывал и рассеивал ветер. Моррест не сомневался: стоит им ненадолго остановиться, чтобы перевести дух и унять бешеное биение сердца - и каждый заработает воспаление легких. Надсмотрщиков, подгоняющих ленивых кнутами, можно было считать санитарами.

  Моррест греб машинально, голова была пуста, думать, казалось, не о чем. Последний раз такое с ним было в Ведьмином лесу, в первые дни после "зачистки" Самура. Но теперь все было хуже, намного хуже. Настоящее было безрадостным, будущее тем более не сулило ничего хорошего. Моррест уже предчувствовал, что попадет на этом Гевине на какой-нибудь лесоповал. Или в рудник, или на плантацию, что не лучше. "И почему меня сюда закинуло? - горько думал он. - Лучше бы в 1937-й, или в 1941-й. Тоже бы сдох на лесоповале, но хоть с пользой для страны. А тут буду горбатиться на этого выродка". Эвинне, наверное, повезет больше, ее возьмут в усадьбу прислугой. Хотя... Возьмешь уж такую. Все равно, что с волчицей целоваться.

  День сменялся днем - они отличались друг от друга меньше, чем две капли воды. Побудка сапогами, раздача чуть теплой безвкусной баланды - и на скамьи. И уж затем, невзирая ни на дождь, ни на снег - гребля до изнеможения под однообразный барабанный ритм. Ритм входил в плоть и в кровь, он звучал, даже когда гребцов запирали на ночь в трюме, и можно было, наконец, расслабиться. Интересно, было ли Эвинне труднее, когда пленников гнали по обледенелым горам кетадрины? Наверное, ведь ей тогда не было и тринадцати.

  Но этот день стал особенным. Нет, их так же, без лишних церемоний, разбудили, накормили такой же мерзкой баландой. Точно так же пригнали к скамьям и приковали каждого к своему месту. И снова загремел барабан, отбивая общий для всех ритм. Моррест греб и греб, не тратя сил еще и на мысли. Он не сразу остановился даже тогда, когда барабан неожиданно, на полутакте, замолчал. Только когда где-то за спиной раздался звон стали, позавчерашний советник, вчерашний скиталец, сегодняшний раб галерный - обернулся.

  Цепь натянулась до предела, негодующе зазвенела - но никто не огрел его по спине кнутом. Моррест так и не смог повернуться до конца, ледяной мокрый ошейник впился в кожу. "Да что там творится, абордаж, что ли?"

  А железный лязг ширился, к нему прибавились отчаянные вопли. Теперь сомнений не было - на палубе идет бой. Над головой, воткнувшись в фальшборт, ударил метательный нож. А следом на цепь, едва не сломав ему шею, обрушилась тяжеленная секира. Рывок, дребезжащий звон... Кузнец, ковавший эти цепи, явно не любил свою работу. "Восстание!" - наконец сообразил Моррест. Почувствовав себя свободным, он вскочил... И едва успел пригнуться от удара меча. Надсмотрщик, уже не с кнутом, а с мечом, замахнулся по новой - но глухо хрюкнул, падая на окровавленную палубу: другой гребец удачно врезал веслом. Отбросив орудие, парень метнулся к мечу, но Моррест уже сомкнул пальцы на рукояти. Толком орудовать им он не умел, но оружие все равно придало уверенности. Моррест бросился туда, где услышал голос Эвинны, но там все уже было кончено.