Стивен Эриксон - Увечный бог

  Дракон снова дернулся, подняв Грантла в воздух.

  И тут Кайлава ударила его со всей силой тарана. Рана на шее дракона широко раскрылась, хлынул водопад крови - но Грантл падал. Клыки Кайлавы глубоко впились в лопатки.

  Она ударились на каменный пол, расцепившись; Грантл заскрежетал когтями, стараясь встать, извернуться, встретить Кайлаву - убить раз и навсегда...

  Умирающий дракон тоже не сдавался. Челюсти схватили Грантла. Длинные как сабли клыки пронзили его, оторвали от пола и швырнули вверх.

  От удара о стену кости взорвались в искореженной плоти. Оставляя блестящую багровую полосу, он сполз и застыл стонущей кучей, слишком избитый, чтобы пошевелиться.

  Дракон пошатнулся, голова изогнулась. Сверкнули глаза. Раскрылись челюсти, магия излилась потоком.

  Грантл услышал предсмертный крик Трейка. Казалось, звук сам воспламенил облако драконьей магии. Пламя ярилось, глубоко входя в разбитое тело. И тотчас же бог оставил его, шатаясь, убегая подальше от этого мира. След, другая пещера, место в темноте. Место, где можно лечь и умереть.

  "Снова. Проклятый дурак. Ничему не учишься. А теперь... теперь уже поздно".

  Дракон скользил по стене, оседая, извергая внутренности.

  Но над ним уже скрипел когтями другой, выбираясь из рваной раны.

  Пещера попросту исчезла, когда колдовство Элайнтов уничтожило последние барьеры Старвальд Демелайна. Снег вокруг стал каскадами горячего пара. Земля разорвалась, превращаясь в кипящий хаос.

  Сквозь клубы пыли и обломков, в диком огне магии хаоса драконы возвращались в мир.

  "Во снах не черная кошка вещью лежала на земле, хрипя, истекая кровью, умирая. Почерневший кот. Во снах я видел не ее, но себя.

  Милая Кайлава, ты предупреждала. Но я не слышал.

  И Трейк, Летний Тигр, бог войны, не слушал меня. Ах, глупец. Тебе нужно было избрать мудреца, Трейк. Не очередную копию самого себя. С теми же бесполезными, гибельными пороками.

  И теперь время уходит от меня в стороны. Твердое как камень. Каждое событие, каждый взлет и нырок запечатлены, но ветер точит их, унося прочь. Стонни, видишь, что я сделал? Или не сумел сделать. Ты была права, отказывая мне. Я всегда мнил себя большим, чем был на деле. Всегда желал недостижимого.

  И видел в глазах твоих - когда стоял и обещал, что вернусь - видел в глазах твоих знание. Я не вернусь. Ты знала, что мы не увидимся. Ах, любимая, так много истин узнаю я слишком поздно.

  И эта любовь, последнее, что осталось, последнее, за что я держусь. Всё, чего я желал... она уплывает, уплывает...

  Женщина, не нужно было меня отпускать. Я должен был тебе сдаться. Ты бы поняла. Поверила в мою любовь. И в тот же миг... поверил бы и я. Не смог бы не поверить.

  Моя вина. Понимал тогда, понимаю и сейчас. Моя вина.

  Стонни, любимая, мне так жаль".

  Время, что растянулось вокруг него, что сомкнулось и стало плотным, что маячило темнотой почти рядом... кончилось.

  Когда она сумела подползти к нему, он был уже мертв. Перетекая в форму Имассы, она устало уселась подле остова, подняла взгляд к пустому, покрытому пылью небу.

  Последний успел улететь. Вовне, в мир. Она знала, их будут сотни - и все же зрелище исхода заворожило Кайлаву.

  Кровь текла, смешиваясь с кровью Грантла, благородного глупца, что лежит рядом. Нет ничего более разрывающего сердце, чем вид мертвого зверя, существа, лишенного ужасной силы, природного великолепия. А вид хищника мучает нас еще сильнее. "Охотник. Равный". Убитый не ради пропитания. Нет. Убитый за то, что жил, за то, что казался соперником. "Хищник дерется до последнего. Отказываясь сдаться. Загоните его. Окружите. Смотрите, как оскалены клыки. Слушайте его гнев, и страх, и упрямую дерзость.

  Ты всё понимал, Грантл. Понимал неизбежную, глубинную трагедию зверя, что охотится, дерзая оспорить наше господство.

  Я не хотела забирать твою жизнь".

  Она понимала, что сильно ранена. Знала, что может не выжить. Даже без силы бога - которого она держала в отдалении до прихода дракона - он был... необыкновенным. Не повернись он к Элайнту... "Да, ты убил бы меня.

  Грантл, я тебя буду помнить. Клянусь. Здесь, в трещинах сердца. Трейка буду проклинать до конца дней, но тебя, брата по охоте, буду помнить".

  Услышав скрип, она подняла голову.

  Парочка эмлав вернулась. Кот и кошка крались к ней. Кайлава ощущала их тревогу. Их горе. - Он жив, - прошептала она. - Мой муж жив. Пока. Но что случится... Ответа не знаю.

  Окрестный мирок умирал. Распадался в пыль, как положено всякому сну, когда уходит последний спящий.

  Опустив голову, закрыв глаза, она ощутила, как мир шевелится. Так... нежно, сладко, словно качающийся корабль. "Муж. Я ошиблась, сделав так?" Она оглянулась. Саблезубые легли рядом с трупом Грантла. Словно желая согреть.

  Словно признав за своего.

Глава 19

Даже мертвый не видит конца войне.

  - Ты чего делаешь?

  Вифал застегнул последние пряжки, потянулся за черными чешуйчатыми рукавицами. - Не могу просто сидеть, - сказал он. - Раз уж мы, кажется, все равно умрем... - Он поглядел на нее и дернул плечом.

  Губы ее были сухими, потрескавшимися. Пустые от усталости глаза окружали красные круги. - А я? - шепнула она. - Ты бросишь меня... одну?

  - Сенд, на троне нет цепей...

  - ОНИ ЕСТЬ!

  - Нет. И нет закона, что ты должна сидеть на нем до конца. Зачем давать им радость стащить тебя, зачем позволять свежей андийской крови заливать ступени? Да нассать на них! Идем со мной. Умрем вместе с теми, что отдают за тебя жизни.

  Она отвернулась. - Не умею сражаться.

  - И что? - сказал он, вставая со ступени у трона. Взял тяжелую палицу, найденную вместе с загадочными доспехами в покрытой пылью каморе глубоко внизу. - Погляди на меня. Слишком старый для драки. - Он подхватил щит, засунул руку в ремни.

  Сендалат поглядела внимательнее. - Это не доспехи Анди.

  - Согласен, - ответил он, - иначе они мне не подошли бы. Что еще лучше, тут не нужны двое оруженосцев, чтобы меня одевать. А кожаные ремни, кажется, совсем не состарились от времени.

  - Но как я выдержу, Вифал? Видеть, как они умирают...

  - Ты ведешь свою войну, Сенд. В воображении. И не соизволишь поглядеть, как там умирают за тебя.