Стивен Эриксон - Увечный бог

  Так было в первой моей битве? Вот почему я помню так мало - отдельные замороженные мгновения, мгновения, хватающие за горло? Заставляющие видеть то, чего нем хочется видеть, помнить то, ради чего ты готов молить богов о забвении?

  Так всё было?"

  Он уже перелезал через груды тел. Плоть под ногами холодна, ноги оставляют следы, как на сырой глине... Он оглянулся и удивился неуместности этого. А потом снова пошел. Впереди неровная стена, летерийцы и трясы на коленях, лежа пытаются проползти между ног, зажимают раны. Ему казалось, он увидит слезы на щеках, открытые в отчаянии рты - но искаженные болью лица сухи, а крики, доносящиеся сквозь собственный его вопль, говорят лишь о физических страданиях. "И только. Обычные утробные звуки. Слышишь?

  Если бы был один бог, с одним голосом - так он закричал бы, желая остановить наше безумие.

  Но смотри же, Вифал. Смотри на истину. Мы не станем слушать".

  Он прошел мимо истощенных, раненых товарищей, растолкал теснящуюся массу. Вонь заставила пошатнуться. Бойня, сточная канава. Пол хирурга. Такая густая, что можно задохнуться. Он пытался не выблевать прямо в шлем. Нет, он так не сделает. Если удержится.

  Со всех сторон люди. Все молчат, выражение лиц такое равнодушное, какого он еще не видывал. И все стремятся в первый ряд, занять места, заполнить прогалины, словно желают сказать: "Убили всех? Убейте еще. Но не думайте, что это будет легко".

  Он внезапно ощутил, что готов. "Шагай, пока кто-то не загородит путь. Тогда стой, пока не упадешь. Кто сказал, что жизнь сложна?"

  Потоки и прогалины увели его на левый фланг, достаточно далеко от неколебимого узла в середине, где смеющийся меч вбирал в себя всё безумие Берега, всасывал последние остатки.

  Он увидел Краткость, хотя не сразу узнал - не было больше приятного спокойного лица с лукавым блеском в глазах. Вместо этого - маска сырой крови поверх сухой крови, что поверх крови, ставшей черным дегтем. Разрез на щеке обнажает два ряда красных зубов. Уже не насмешница, а командир строя, сжатая в кулак воля.

  Слева от нее упали двое трясов. Трое Лиосан мигом полезли в щель.

  Широко раскрыв глаза, осознав идеальную, потрясающую простоту того, что от него требуется, Вифал устремился им навстречу.

  Это что-то новое. Яни Товис чувствовала всем сердцем. Йедан придвинул строй к самой линии бреши, готовясь встретить Лиосан. В этот раз им не дадут сделать и шага на песок.

  Он ничего не объяснял. Но, сражаясь, держась рядом с раной, из которой подобно крови текли Лиосан, она начала понимать: в этот раз не будет перерывов, перегруппировок. Начавшееся окончится, лишь когда последний меч опустился или вонзится в корчащуюся плоть.

  Откуда он узнал? Что он сделал по ту сторону врат? Что увидел?

  Она мельком видела брата то тут, то там - где звучал терзающий душу хохот меча, где фонтанами била кровь, где тела Лиосан громоздились все выше. Мельком. Лицо, которое трудно узнать, так оно искажено. Меч Хастов уволок его за пределы утомления, за пределы того, на что способно человеческое тело. Она видела белый череп под прозрачной кожей, все вены и артерии, сетку сосудов. Видела, как кровавые слезы стекают по щекам.

  Ночь спустилась на трясов. Песок отмеряет время, тот род тишины, тот род безмолвия, что свойствен песочным часам. Настала вечность перед рассветом, время Дозора. Он стоит. Он сражается, широко расставив ноги, чтобы не упасть с горы трупов.

  "Гляди на него. На вечность перед рассветом. Когда смелость засыпает в смертных, когда страх запускает когти в порог и не желает уходить. Когда ты просыпаешься такой одинокий, что стон исходит из груди. А потом... ты чувствуешь, и прерывается дыхание, чувствуешь.

  Ты не один. Дозор стоит на страже".

  Они не сдадутся, они не отступят - те, что рядом с ним. Они будут умирать и умирать.

  Она стала тварью из пепла и крови, отлитой в некое подобие человеческого тела, закаленной в крошеве костей предков; она будет драться, потому что брат не сдается, потому что граница Светопада, рана, стала местом, где решится всё.

  А Лиосан все лезут выпучив глаза, выныривают из круговерти хаоса - почти никому из них не удается среагировать, понять, в каком кошмаре оказались - прежде чем в них вопьется пика, прежде чем их срубит клинок. Они гибнут на пороге, мешая приходящим после.

  Она не знала, сколько людей осталось. Видение, что осенило ее сто лет назад, не меньше - видение Йедана Деррига, одиноко стоящего перед Брешью, падающего последним - показалось ныне не кошмарной игрой воображения, а пророчеством.

  "Всё потому, что я не склонилась перед Берегом".

  Драконы уже не рвутся в щель. Приди хоть один - она не стала бы колебаться. Встала бы на колени, веря, что Йедан его убьет, что ее кровь схватит умирающее существо, свяжет его кровь, выше и выше вздымая стену, запечатывая проход.

  "Почему я ждала? Почему сопротивлялась?

  Почему верила, будто моя свобода чего-то стоит? Почему вообразила, будто имею право выбирать судьбу? Отвергать судьбу?

  Лишь побежденные стоят на коленях. Лишь рабы, отдающие жизнь в руки другого.

  Но сейчас... я сделала бы так. Ради спасения народа, жалких его остатков. Идите ко мне, девочки-ведьмы. Глядите: я на коленях. Выцедите кровь. Я готова".

  Лиосан напоролся на меч и встал на колени, словно высмеивая ее желание. Над головой врага она увидела брата - он поворачивается, ищет ее взором. Глаза соединились...

  Яни Товис всхлипнула и кивнула.

  Йедан Дерриг простер руки. Заревел: - Назад! Десять шагов!

  "Приветствуем тебя, дракон!"

  Она увидела, как Спиннок Дюрав возвращается, и не удивилась отсутствию улыбки. Такое лицо не годится для уверенного взгляда, носит достоинство, словно плохо подобранную маску. Осунулось, хотя было пухлым, глаза убегают, едва коснувшись сидящей на престоле.

  От него пахнет горелой древесиной, словно он притащил за собой смерть леса. Дымок кружит у ног, поднимается над стоящим на коленях телом видимыми лишь ей змейками.

  - Ваше Величество, - сказал он.

  - Доложи, - ответила она напряженным, ломающимся голосом, - о расположении моих легионов.

  - Многие среди наших вождей, - ответил Спиннок, смотря то ли на подножие трона, то ли на собственные сапоги, - потеряли себя. Запах в воздухе...

  - Если пламя подберется ближе, город сгорит.