Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!»

– Слышишь шум? – спросил Вадим, пятерней причесывавший свои светлые волосы. – Урса на том берегу. Купились.

Я прислушался. И за голосами лагеря в самом деле услышал ровный, монотонный гул. Меня вновь пробрала дрожь – но уже не от холода…

Я допил чай и, решительно поднявшись, пошел к берегу реки, на ходу затягивая ремни, то и дело натыкаясь на ребят и даже спотыкаясь об них. Вода рокотала где-то на перекате. Около берега, в том месте, где я вышел, сидел и задумчиво плескал себе водой в лицо Лаури. Рядом на песке лежали его оружие и снаряжение.

– Привет. – Я опустился рядом, начал умываться. Если честно, я был рад, что встретил англичанина. Меня вдруг охватила неуверенность в исходе предприятия, которое мы затеяли.

– Привет. – Лаури зевнул, воспитанно прикрыв рот ладонью. – Ну вот. Минут через двадцать туман утянет, и все начнется.

– Ты участвовал в чем-то подобном? – спросил я.

Лаури кивнул:

– Не столь масштабно, но нас тоже было несколько сотен, и урса – тысяч семь. Ничего особенного. Если ты жив, то жив. Если тебя убили – тебя убили, и не все ли равно, стычка это один на один или подобное побоище…

– Наши-то подошли на тот берег? – поинтересовался я.

Лаури снова зевнул:

– Подошли, подошли…

Подвалили Тиль и хромающий Карди. Тиль успел уже где-то умыться, мокрые волосы блестели, голландец улыбался:

– Привет.

Карди сказал досадливо:

– Ты лишил меня возможности поучаствовать в грандиозном побоище, русский.

– Что вы с ним не поделили? – шепотом спросил Лаури.

Я поморщился:

– Да так, мелочи, – и встал. В тумане странно и раскатисто прогудел рог. – Кажется, нас.

– Нас, нас, – с ленцой ответил Лаури. – Тиль, помоги бригантину надеть…

…Туман рассеялся мгновенно, даже странно. И первое, что я услышал, – как присвистнул Олег Крыгин.

Да. Было отчего.

Урса спускались к воде. Они двигались сплошной, монолитной черной массой, расцвеченной яркими точками перьев на масках. Масса выливалась из нескольких скальных проходов, как некая паста из тюбика. Рокочущие бубны сливались с визгом труб в дьявольской какофонии, давящей на мозг.

Передняя часть гигантской толпы, лязгая металлом и взревывая, начала спускаться в воду на перекате брода.

– Молись, кто верует… – прошептал Вадим, кладя на плечо клинок своего бастарда.

– Ровней ряд! – закричали на левом фланге. По нашему строю прошло короткое движение, он уплотнился и выровнялся. Кто-то и правда явно молился, некоторые целовали клинки или что-то говорили соседям, другие неотрывно смотрели на урса.

Я натянул на левую руку крагу, вытащил из ножен палаш. Подумал и поднес к губам его рукоять – то место, где на яблоке была выдавлена свастика. Поцеловал холодный металл, покосился вправо-влево. То ли никто ничего не заметил, то ли не увидели мои ребята в этом ничего странного… Я опустил палаш и достал дагу.

И начал смотреть, как на наш берег рвано и резко выбегают волны, рождаемые ногами урса, добравшихся уже до середины реки.

Краем глаза я заметил, как из строя выходят ребята с луками и прочим метательным оружием. Джек тоже вышел… Деловито, хотя и вразнобой, защелкали тетивы. Урса взвыли, хотя едва ли обстрел причинял им такой уж большой ущерб.

– Черт побери, сколько же их… – услышал я голос Видова и заметил в ответ:

– Мы пришли бить, а не считать.

А Басс философски добавил:

– Чем гуще трава – тем легче косить.

– Косы бы не затупить, а то и подточить будет некогда, – проворчал Мило.

– Скорей бы, – прошептал Иван.

– Да уже сейчас. – Я подвигал лопатками под бригантиной. И угадал. Условленным сигналом прокричал рог, и я начал пятиться вместе с остальными к лесу, который на миг в самом деле показался мне спасительным. Словно мы и вправду собирались рассеяться в нем без боя…

– Живей! Живей! Живей! – уже торопил кто-то. Рог снова закричал – длинно, переливчато, подавая сигнал уже тем, кто ждал, стискивая оружие, в засаде на том берегу Куры, ниже по течению. Урса этого не знали. Они уже выходили на берег. Первым оставалось до нас метров тридцать, и я видел маски – оскаленные, раскрашенные, увешанные перьями, пустоглазые, с провалами ртов…

– Быстро – в лес! – крикнул я. – На группы! Скорей! Ну?!.

…Завернув за дерево, я зажал палаш в зубах, высвободил из перевязи первый из своих ножей. Урса ломились через низкий спутанный кустарник. Напротив меня сидел, пригнувшись за упавшим стволом, Раде, и я, встретившись с ним взглядом, увидел в его глазах восторг и ужас. Я кивнул: «Давай!» – и Раде, волчком на колене вывернувшись из-за укрытия, коротким взмахом врубил бартэ в пах оказавшемуся рядом урса и вскочил, выхватывая накрест ландскетту и тесак.

– Оппа! – я метнул нож, и другой урса свалился тычком – попадание в затылок, в основание черепа. – Оппа! – другой рухнул поперек первого, раскидав руки, – рукоять торчала у него из глазницы маски. Раде, всадивший ландскетту в живот одному из противников, растаял в кустах. За спинами урса мелькнули Вадим и Видов, из их рук, разворачиваясь черными змеями, вылетели кистени… Я плавным движением убрался за дерево и нырнул под нижние ветки кустов, согнувшись втрое. Урса ползли где-то рядом, ругаясь так, что было похоже – пилят деревья в лесу. Им мешал кустарник, а ползти под ним такой толпенью было глупо. Наш план работал – во всяком случае, начал работать, и лес нам в этом помогал. Дальше он поднимался на склоны кавказских предгорий, становился еще гуще – туда мы и оттягивались, а урса шли вслед за нами, видя только одно: мы отступаем, практически бежим. Оно, в сущности, так и было…

…Третий – последний – нож я вогнал сзади под лопатку одному из четверых оказавшихся около меня урса.

– Хах! – в сторону отлетела рука одного из них с частью плеча. Я нырком уклонился сразу от падающего тела, разбрызгивающего кровь, и от ятагана второго урса, врезал ему локтем назад – в солнечное сплетение – и, отбив дагой ятаган третьего, проткнул его палашом в грудину. У последнего в руках был топор, он крестил им воздух перед собой. Приближались еще десятка два урса, но за их спинами возникли двое незнакомых парней, и об этом противнике я перестал беспокоиться. Топор со свистом прошел над моей макушкой, но уже через миг голова урса соскочила с его плеч от удара моего палаша и, вертясь, улетела в кусты. Тот, которого я угостил локтем в солнечное, так и не успел разогнуться – набалдашник даги в моем кулаке, обрушившись на затылок, сломал ему позвоночник.

…За что мы деремся? За что я размахиваю клинками здесь – здесь, где каждое движение чужой руки может принести смерть? За какие такие ценности и идеалы? Неужели только ради того, чтобы испытать вновь и вновь это пьянящее чувство опасности, от которого замирает все внутри и хочется жить еще сильней, чем обычно? Может быть, это самое чувство и оправдывает в какой-то степени весь этот мир?..