Капля Испорченности - Роберт Джексон Беннетт
Потом: все было израсходовано, дрожь утихла и потные конечности, лежащие поверх моих, остыли. Только тогда я смог обнять ее и сделать мир маленьким для себя.
Больше никаких долгов и ростовщиков. Больше никаких тел и крови. Больше не будет тривиальных маленьких людей, обремененных сердцами, как злобными, так и скучными. Только тогда, возможно, отсутствие Кефея будет гореть менее ярко, и все будет маленьким и управляемым.
Я лежал, положив руку на ее бледную грудь, мое лицо утонуло в ее каштановых волосах. Я позволил тишине окутать меня, как плащу.
Задуши меня, сказал я тишине, и дай мне уснуть.
Я изо всех сил старался не прислушиваться к тихому голосу в своей голове, который указывал, что Ана специально приказала мне не делать этого; который бесстрастно напоминал мне, что Ана знает, что я провожу около половины вечеров в чужой постели, и не любит этого.
Отпусти меня, отпусти меня, твердил я тихому голоску. Я должен тебе кое-что хорошее, отпусти меня. Тем не менее сон не приходил.
Я вздохнул, не вставая с постели. Затем девушка — я понял, что до сих пор не знаю ее имени — пошевелилась и повернулась, чтобы посмотреть на меня.
Я приоткрыл один глаз. Ее улыбка вернулась, как и дикий блеск в глазах.
— Все в порядке? — осторожно спросил я ее.
Она сказала что-то по-пифийски — «Ика гора, дубира, аукиха» — и, наклонившись, взяла мой член в руку и помассировала его. Когда это не произвело на него должного впечатления, она села, все еще держа меня, окинула меня оценивающим взглядом, кивнула на дверь и повторила эти четыре слова.
Я сразу понял смысл: или еще один раз, или можешь идти.
— О, — сказал я, несколько удрученный. — Действительно?
Ее глаза засияли еще ярче, а ритм массажа ускорился.
Я вздохнул, прикидывая, сколько работы мне придется проделать, чтобы заслужить покой сегодня вечером.
— Хорошо. Если ты настаиваешь.
ГЛАВА 9
| | |
НЕЗАДОЛГО ДО РАССВЕТА я выскользнул из дома девушки, чтобы вернуться к себе домой, измученный и пошатывающийся. С залива наползал туман, такой густой, что было трудно разглядеть что-либо дальше, чем в пятидесяти спанах от дороги, но я запечатлел путь в своей памяти и знал все шаги, даже если наполовину шел, как во сне.
Когда, наконец, я подошел к своему дому, то услышал голос, раздавшийся из тумана:
— Чем ты занимался?
Я остановился и заметил сигнум Тиру Мало, сидевшую на крыльце в нескольких спанах от моей двери. Она улыбнулась мне, в ее зубах темнел еще один кусочек корня хины.
— Ты ждала меня у моей двери? — удивленно спросил я.
— Ты сказал, рассвет, — сказала она и указала на затянутое тучами небо. — Солнце почти взошло. Должна сказать, я была сбита с толку, не услышав в твоей комнате ни биения твоего сердца, ни шепота твоего дыхания. Но увидев тебя сейчас и… — Когда я приблизился, она понюхала воздух и ухмыльнулась…и уловив твой запах, я понимаю, что все в порядке.
Я сердито посмотрел на нее.
— Ты суешь нос в дела всех, кто ходит по этой улице?
— Я не сую свой нос в чужие дела! Ты бы хотел, чтобы я заткнула уши и нос, чтобы сохранить в тайне твою личную жизнь? Но не стыдись, Кол. Во всяком случае, я поражена.
— Что?
— Вчера ты был таким серьезным и так сильно хмурился, что я засомневалась, есть ли в тебе вообще хоть капля крови. Но, очевидно, она у тебя есть, и даже больше — если только она не вся израсходована! Как тебе удалось переспать с другой? Ты вообще пробыл здесь целый день?
Открывая дверь, я почувствовал, как горят мои щеки.
— Я пойду переоденусь, сигнум, — твердо сказал я. — Я скоро вернусь.
— Тебе также нужно вымыть нижний инструмент, — сказала она. — Не нужно быть опытным стражем, чтобы все это унюхать. — Она снова принюхалась. — Но этот запах мне кажется знакомым. Это был кто-то из тех, кого я знаю?
Я резко захлопнул дверь.
ХОТЯ ЕЩЕ ТОЛЬКО начиналось утро, в Имперском Казначейском банке уже образовалась очередь: десятки купцов, лавочников, рабочих и множество апотов стояли в очереди, чтобы внести свои заработки.
— Не знаю, работал ли ты когда-нибудь с людьми Казначейства, Кол, — сказала Мало, когда мы подошли к нему. — Но эти офицеры… они совсем другие.
— Что ты имеешь в виду?
Она задумалась.
— Они такие красивые и чистенькие, — сказала она, — что я не уверена, есть ли у них дыра в жопе.
— А-а. Замечено.
Я показал очереди геральды, приколотые к моему плащу, и они расступились, пропуская меня в банк, за мной следовала Мало. Передняя часть представляла собой любопытное пространство, состоящее из киосков с сетчатыми стенами из виноградной лозы, которые не позволяли клиентам физически прикасаться к представителю Казначейства, сидевшему с другой стороны, в то время как деньги и документы передавались взад и вперед через узкую щель внизу. Я увидел, что Мало права, потому что служащие Казначейства действительно отличались от других людей: большинство из них были бледными, с приятными чертами лица, со вкусом украшены драгоценностями и одеты в бледно-серую или белую униформу Имперского казначейства — разумеется, безупречную и незапятнанную, поскольку служащие казначейства редко выходили за пределы своих кабинетов. Я наблюдал, как они прихорашиваются и перешептываются за сеткой из виноградной лозы, и мне казалось, что я наблюдаю за зоопарком, где сидят в клетках ослепительные птицы.
Я начал задавать вопросы, и нам привели сигнума, который работал в тот день, когда здесь был Суджедо: молодого, стройного ратрасца по имени Туфва, чьи длинные волосы блестящим каскадом струились по спине.
— О! — сказал он после нашего знакомства. — Специальное подразделение, так? Как впечатляюще! Специальное подразделение Казначейства всего лишь занимается самыми громкими банкротствами. Вы, должно быть, испытываете огромную гордость за то, что наводите порядок в мире во имя справедливости Императора.
— Спасибо, — пробормотал я. — Итак… иммунис Суджедо? — спросил я.
— Да, ужасное дело… Это было десятого хайнала. — Его глаза затрепетали, когда он вспоминал: довольно неприглядный тик всех запечатлителей, включая меня. — Иммунис Минети Суджедо прибыл ближе к вечеру, чтобы
