Капля Испорченности - Роберт Джексон Беннетт

— Я не думаю, что все так просто. Потому что сегодня Мало сказала тебе правду — мы сталкиваемся с невозможностями. Почему в той комнате не было найдено ни одного человека? И как его тело было найдено так далеко несколько дней спустя? Мы примирим эти невозможности, и у нас останется ответ.

— И… каким может быть ответ, мэм?

— Ответ, Дин, — сказала она, — заключается в том, чтобы задавать правильные вопросы. Мы не должны спрашивать: «Как убийца входил в эти комнаты и выходил из них?», но, скорее… в каких комнатах был Минети Суджедо и когда, если вообще был? — Она широко улыбнулась. — Завтра сходи в банк Казначейства и расспроси запечатлителя о визите Суджедо. Но я действительно хочу услышать от него практические вещи — об обхвате талии Суджедо, об его походке и росте. Заставь запечатлителя показать тебе. Пусть он укажет тебе на плечо… — Она ткнула узким пальцем в свою тощую дельтовидную мышцу, — …чтобы показать, например, какого роста был этот мужчина. Я ясно выразилась?

— Да, мэм.

— Но прежде, чем ты отправишься в банк, отправь сообщение делегации Казначейства и назначь встречу с ними в их номере в Старом городе. Человека, с которым ты должен связаться, зовут префекто Кардас. Именно он руководит этой операцией. Я хочу поговорить с ним лично. Скорее всего, тебе придется поймать его побыстрее, пока проклятый король и его люди не растратили все их чертово время. Понял?

Я глубоко вздохнул, добавляя это к своему списку задач:

— Да, мэм.

Ана внимательно осмотрела меня.

— Хм, — медленно произнесла она. — Как прошел твой день, Дин?

Я заколебался, потому что обычно она не задавала таких откровенно личных вопросов.

— Я думаю, что почти все описал, мэм.

— Да, но ты ничего не сказал о своем эмоциональном состоянии, Дин. Это наше пятое расследование всего за полтора года. Мы быстро прожевали всю пачку! И все же я знаю, что не все души легко справляются с такой работой.

Я подавил вздох облегчения, так как почти подумал, что она знала о моих новых финансовых проблемах. «Я думаю, мэм, что хорошо привык к тому, как это работает», — сказал я.

— О, неужели? И как?

— Ну, сначала будет приятная головоломка, да? — сказал я. — Как и кто. Затем — вся эта грязная нудная работа, когда я хожу за людьми по пятам или роюсь в их отбросах. А потом, неизбежно, либо веревка, либо хлопок железной двери и слезы.

Она злобно захихикала.

— Ах, дитя мое… Если этот случай будет так прост, я буду вне себя от радости! От него уже пахнет гнилью. И все же, разве эта работа не так роскошна, как ты хотел, Дин? Ты думал, что жизнь государственного служащего будет грандиозной и театральной ролью?

— Пока за это платят, мэм, я буду играть любую роль, какую вы пожелаете.

— Какое корыстное заявление! — сказала она. — Я удивлена твоим цинизмом, Дин, учитывая твою храбрость в Талагрее. Я испытываю искушение списать это на твою болезнь. — Она оглядела меня. — Ты бледен. И тебе нужен отдых. Но прежде, чем ты уйдешь, зайди, пожалуйста, и проверьте почту для меня. Я подозреваю, что у меня есть несколько писем, которые были отправлены заранее.

— Солнце уже давно село, мэм, — сказал я. — Вы уверены, что почтовая станция будет открыта?

— Это Ярроудейл, ребенок, — сказала она. — Дом Савана. Здесь весь день и всю ночь принимают и отправляют приказы. Иди и забери мою почту, а потом можешь отдыхать.

Я поклонился.

— Конечно, мэм.

— Обрати внимание, я сказала отдыхать, Дин! — крикнула она, когда я уходил. — И ничего больше!

Я закрыл дверь.

ГЛАВА 8

| | |

АНА ОКАЗАЛАСЬ ПРАВА: когда я преодолел небольшое расстояние до имперской почтовой станции Ярроудейл, город вокруг меня все еще двигался и бурлил. Мануфактуры, пивоварни и бродильни прилепились вплотную к каналам, напоминая гигантские керамические горшки со множеством маленьких носиков и затворов, из которых в ночное небо поднимались струйки серебристого пара. В сверкающем свете мей-фонарей это зрелище напомнило мне о святилищах в третьем кольце, где из котлов валил дым, когда верующие бросали в них гранулы священного дерева.

Я принес почту — небольшую пачку писем, которые были отправлены со всех концов Империи, — и поплелся обратно в наше жилище, мей-фонарь раскачивался у меня в руке. Я просовывал письма под ее дверь — одно, второе, — но остановился на третьем пергаменте, который был гибким, толстым и совершенно черным.

Наверняка это было послание от командира Аны. Она получала его примерно раз в два месяца. Я вздрогнул и быстро подсунул его под дверь, как будто пергамент был отравлен. Я встречался с командиром Аны всего один раз, когда он впервые предложил мне должность в Специальном подразделении Юдекса, и я страстно желал избежать встречи с ним снова. Мне не хотелось даже прикасаться к почерку этого человека, если слово человек вообще подходило для такого существа.

Покончив с этим, я поплелся в свои комнаты, закрыл дверь, скинул ботинки и поставил мей-фонарь на пол. Я потер лицо, ворча, и обдумал стоящую передо мной задачу.

Ты и так слишком долго откладывал это, подумал я. Тогда читай.

Я достал из кармана свиток пергамента, полученный от мадам Поскит, присел на корточки перед мей-фонарем и медленно прочитал свиток, прищурившись, чтобы разобрать мелкий почерк.

Условия оказались даже хуже, чем я мог себе представить. Теперь две трети моего ежемесячного распределения должны были идти на погашение долгов моего отца. Большая часть оставшейся трети, конечно, я буду отправлять домой, чтобы прокормить семью, а это означало, что теперь я буду жить на жалкую горсть талинтов в день.

Я скомкал пергамент и выбросил его. Мне придется привыкнуть есть рис и чечевицу, пока не закончится это расследование; конечно, если предположить, что этого было бы достаточно, чтобы заставить мадам Поскит снять с меня бремя ее ужасных надбавок.

Я сидел в темноте, мечтая насладиться чем-нибудь вкусненьким, хотя бы на мгновение.

— Прекрасно, — прошептал я. — Прекрасно, прекрасно.

Я подошел к своим сумкам, открыл их и полез в крошечное отделение в задней части. Я вытащил тонкую полоску пергамента, так тщательно сложенную и так бережно спрятанную. Затем я развернул ее при свете мей-фонаря дрожащими пальцами, как будто держала в руках не просто пергамент, а какое-то сакральное писание из священного фолианта.

Буквы в верхней части пергамента не плясали перед моими проклятыми глазами,