Дмитрий Морозов - Штрафбат магического мира

— Ну что касается пластики, её зачаткам тебя обучали. Не для ножа, конечно, однако — освоишь. Это видно. А вот что уловил суть моего урока практически моментально — это молодец. Всё, свободен. Больше не приходи.

— Как «не приходи»? Вы от меня отказываетесь? Я бездарен?

— Нет! Ты способен заниматься самостоятельно. Я видел твои наработки — они ничуть не хуже тех азов, что я вдалбливаю этим ленивым сыновьям деревенского ежа и мокрицы, и к тому же они приспособлены именно под тебя. А если к этому добавить то, что их никто не знает… Через пару лет ты можешь стать опасным противником. Но только если будешь заниматься самостоятельно!

— И если у меня они будут, эти «пара лет».

Вечером Ладар отправился к берегу реки. Да, находиться рядом с линией врага не стоило, но это было одно из немногих мест в лагере, где его никто не побеспокоит. Достав ножи — не муляжи, а свои родные, выданные ещё в учебном лагере, он принялся ткать узор стали, на этот раз следя за тем, чтобы тело двигалось вслед за поблескивающими в темноте лезвиями. Плавный разворот — и движение назад, пружиня ногами, отталкиваясь от земли. Удар получился немного более быстрым и гораздо более мощным. Интересно, а если так…

Тихий смех, идущий от реки, застал парня врасплох. Ведь проверял же, уходя! Марго закрылась в своей палатке и выходить явно никуда не собиралась! И вот вам, смотрите — стоит, убрав сферу отрицания, завернувшись в одно полотенце — и капли влаги блестят на её плечах.

— Уже лучше. Льер Аги знает, чему и как учить молодёжь. Дай-ка один… — Тонкая рука протянулась, аккуратно вывернув лезвие из рук растерянного парня, и только резкий рывок назад спас его от хищного выпада.

— Ты что, ошалела? — Ладар торопливо обмотал левую руку собственной курткой — парировать лезвием он в ближайшее время вряд ли научится… А если будет медлить, то и никогда.

— Думаешь, мне приятно было стоять там, на холме, днём и слушать похвалы, адресованные тебе! Интуит хренов! — Новый рывок, резкое движение вперёд… Нож запутался в складках куртки, Рикс повёл свой в сторону притормозившего тела и замер: перед глазами всплыли тела, охваченные пламенем, бегающие по берегу, по воде да и в самой воде, мечтающие о смерти, как о счастье…

Удар — и он, не удержавшись, сел на задницу. Глаза Марго горели. Второй нож перекочевал в её левую руку.

— Вставай! Поглядим, чего ты стоишь!

Рикс не спеша поднялся и аккуратно размотал куртку, кулем лежащую у него на руке.

— Нет, я не буду драться с женщиной, даже со столь избалованной и испорченной, как вы.

— Что? Ну держись! — Окончательно рассвирепев, она кинулась вперёд — безоглядно, неистово, подобно древним воительницам-валькириям. Только в отличие от них, она не могла контролировать свою ярость и отслеживать, что происходит вокруг. Свёрнутая жгутом куртка ударила по правой руке — хрупкое, дешёвое лезвие, не выдержав напряжения, сломалось, тяжёлая ткань подсекла ей ноги. Ладар подскочил, не давая Марго упасть — слишком неровной была земля, поддержал и тут же был вынужден перехватить нож в левой руке, покатиться кубарем по влажной земле, удерживая рассвирепевшую амазонку… Когда пришёл в себя, он лежал на девушке — полотенце в пылу сражения размоталось, и теперь она, совершенно обнажённая, лежала, прижимаясь к нему всем телом. Слишком крепко для боя. Он улыбнулся, отпустил левую руку с зажатым в неё ножом и медленно, аккуратно закрыл чужие губы своими…

Тугие груди налились внутренним жаром, крохотные, ещё не знавшие прикосновений детских губ соски поднялись, словно наконечники копий, нежная кожа покрылась испариной, а тело выгнулось дугой, требуя прикосновений.

Он не раз делал это для солдатских вдов, лишённых мужской ласки, для одиноких женщин, мечтающих если не о муже, то хоть о ребёнке, но никогда у него не было столь юной, столь ловкой партнёрши, играющей в какую-то только ей понятную игру. Не сразу, однако Ладар понял: раз за разом она изображала вычитанное в книгах, подсмотренное по магическому шару — старательно и дотошно, надеясь показаться опытной и получить максимум наслаждения. Не любя, она играла в любовь.

Тогда он решительно остановил её, прижал к земле, к непонятно когда разостланной куртке, лишая возможности двигаться, и, закрыв глаза, почувствовал… Всё могло быть проще, если бы была любовь. Тогда не нужно отслеживать токи жизненных сил, выискивая места их напряжений, не нужно искать наиболее удобную позу для тел или рук — достаточно было бы слышать любимую, её дыхание, её любовь и двигаться в унисон. Без любви это была работа. Нежная и приятная, но работа. Подобная той, что приходилось делать не раз раньше и наверняка придётся делать в будущем. Всё новые и новые движения вызывали чуть слышные постанывания, вздохи девушки становились всё чаще. Он ускорял и ускорял темп, следя за волной наслаждения, окутывающую Марго. Тонкое тело под ним изогнулось дугой, раздался хриплый, полный животной страсти стон, и парень аккуратно отодвинулся, давая девушке время прийти в себя.

Минут пять они полежали, молча смотря на оказавшуюся совсем рядом гладь реки. Её дыхание, вначале прерывистое, становилось всё тише, изгоняя из тела минутную слабость. Спокойнее. Медленней. Величественнее.

— Это ничего не меняет. И не думай, что произошедшее даёт тебе какие-то поблажки.

— Я и не думаю. Ваше полотенце, фриледи.

Она поднялась, удивляясь спокойствию его тона. Но воспитание показало себя: взяла влажную ткань, парой лёгких заклинаний очистила его от грязи и набросила на плечи царской мантией.

— Будешь болтать языком о происшедшем — пожалеешь, что связался с магом.

— Не беспокойтесь. В нашем роду, к сожалению, не было магов, зато не было и подлецов. Вашему достоинству ничего не угрожает.

Марго шла к лагерю, вначале неуверенно, затем всё быстрей и яростней, не разбирая дороги. Мужлан! Не понимает оказанной ему чести! Он должен был в ногах валяться, о любви лепетать — нет, стоит, словно ни в чём не бывало, говорит что-то… Впрочем, сама виновата, потеряла голову, связалась с деревенщиной. Ну на войне как на войне, нужно стойко переносить все тяготы… Однако хорош! Успокаиваясь, она усмехнулась и направилась к палатке.

Солнце, последний раз блеснув золотом своих лучей, уже давно скрылось за темнеющим лесом. Две луны, играющие на ночном небе в вечные догонялки, сегодня светили лишь кончиками рогов, стыдливо прячась в тени. Ночь была тёмной — и звёздной. Весь лагерь, за исключением часовых в лагере у подножия, давно спал. Ладар, тихонько выпустив щуп сознания, убедился в этом — и открылся миру, с наслаждением расслабляясь, становясь частью всего живого. Этот приём интенсивного отдыха ему показал ещё Дирил. И совсем измученный, уставший от жизни ребёнок внезапно увидел красоты и яркость окружающего мира. Достаточно было лишь настроиться на волны энергий, которые жили, проходили, создавали узор жизни — и всё вокруг преображалось. Исчезали любые преграды, и были отчётливо видны и токи древесных соков, и огонёк летящей меж ветвей птицы, и мерно вздымающаяся грудь сопящего на соседней койке Иана. И все эти, незаметные обычно мелочи приобретали совершенно особый смысл, становясь частью вселенной, контактируя с ней — в каждом взмахе птицы, в каждом шевелении ветки дерева, в движении ресниц спящих.