Дмитрий Морозов - Штрафбат магического мира

Морозов Дмитрий

ШТРАФБАТ МАГИЧЕСКОГО МИРА

Я видел смерть — она была прекрасна,Как ночь темна и словно день чиста,Она была красива и опасна,Я видел смерть — я жизнь прожил не зря.Смерть — это бездна, у которой есть имя,Смерть — это лабиринт, у которого множество выходов,Но каждый выход ведёт в новый лабиринт.Смерть — это улыбка бессмертных богов,Однако и смертный может улыбнуться в ответ…

Гладкие плиты внезапно дрогнули и поехали навстречу друг другу. Спешить им было некуда: каменный мешок, куда провалился неудачливый пришелец, имел ровные, аккуратные стенки, по которым невозможно выбраться наружу. Вдобавок они могли сдвигаться, что и делали чуть медленнее, чем нужно, дабы сполна насладиться предсмертным ужасом и агонией жертвы. Во всяком случае, так казалось молодому парню, попавшему в древнюю, давным-давно заброшенную за ненадобностью ловушку. Раз за разом он бросался на стены, выискивая малейшие, самые крошечные неровности, которые помогли бы ему дотянуться до края каменной ямы.

Жить! Любой ценой, пусть даже прислужником богатенького мага, копя и отдавая ему крохи своей маны, хотя худшей участи трудно себе представить. Но гладкая поверхность ловушки равнодушно взирала на его попытки. Тонкий клинок, его единственное оружие и инструмент, легко хрустнул и сломался — дешевое железо, плохая ковка, что ещё может себе позволить вчерашний крестьянин? Как он жалел, что не дано ему, подобно королевским архимагам, левитировать часами над землёй, нежась в лучах заходящего солнца, не испытывая при этом никаких неудобств и практически не тратя магических резервов: они восполнялись быстрее, чем расходовались. Его же скудных силёнок хватало на то, чтобы легко вертеть ножом, ложкой, отмычкой или ценой невероятных усилий поднять кружку с элем, что не раз помогало ему получить выпивку на дармовщинку, но уж никак не его самого… Стены сдвигались. Сейчас между ними было уже меньше метра — казалось, налюбовавшись страхом и отчаянием своей случайной жертвы, они решили двинуться быстрее, чтобы насладиться десертом — кровью и плотью, хрустом сминаемых костей и последними хрипами в раздавленных лёгких.

— Если бы поставить хоть что-нибудь между плитами, появится шанс протянуть на несколько мгновений подольше… Хотя бы кость.

Но то ли в ловушку никто не попадался, то ли рачительные хозяева всегда убирали останки жертв. Судя по тёмным пятнам на стенах, верно второе. Единственные кости, которые есть в этом каменном мешке — его собственные. Криво усмехнувшись, незадачливый вор встал, прижавшись лопатками к стене, и вытянул вперёд локти, стараясь следить, чтобы они были параллельны полу.

«Запоминай, Ладар: если усилие прилагается строго вертикально, то меньше шансов, что орудие сломается». Когда-то это говорил ему отец. Когда? О чём? Он отстранился, пытаясь припомнить, перебирая в голове оцепеневшие от страха воспоминания, и одновременно гнал все свои небольшие магические силы в руки, пытаясь их укрепить, готовясь к боли… И боль пришла. Вначале ощутимо дрогнули стены, стремясь друг к другу, каменная тяжесть впилась в плечи, сминая, дробя податливую плоть и наткнулась на стальное остриё кости. Древний механизм загудел, протестующе взвыл, тяжесть навалилась, остатки магических сил, все, которые смог найти, вливались в собственные, истекающие кровью руки. И прежде чем тёмное покрывало небытия накрыло парня с головой, он успел подумать: «Интересно, какая она, смерть?»

Барон Д'Кнур скучал. Не предвиделось ни балов, ни турниров; столетняя война, повод мечтаний и страхов сопливых юнцов, тянулась ни шатко ни валко уже более семидесяти лет и развлечь никак не могла. Единственная дочь, несмотря на ухищрения столичных магов, красотой не блистала и вполне могла остаться старой девой. Охота — любимая отдушина в череде будней — закончилась вчера. Д'Кнур с пониманием относился к заверениям собственного управляющего о том, что если крестьянам не давать время от времени возиться на полях, то они просто перемрут с голоду, а без загонщиков — какая охота? Но боже мой, как же скучно!

Изнывающий от безделья аристократ всерьёз подумывал о возможности вломиться к соседу, чтобы вызвать его на дуэль, однако, во-первых, виконт был один из немногих претендентов на руку его дочери, стремясь расширить свои владения за счёт приданого невесты, а во-вторых, тот предложил ему ещё одно развлечение… Однако и оно тянулось так же долго и нудно, как и этот нескончаемый день. Вельможа совсем было собрался идти спать, знаком отослав прочь зевающего слугу с колодой засаленных карт, как вдруг…

Старый, знакомый скрежет, скрежет древнего механизма, который он напрочь отказался заложить, несмотря на уверения столичных магов в абсолютной нерушимости их собственных систем. Скрежет, означающий, что кто-то пытался пробраться к его архивам! Или… к нему самому, думая, что старый барон спит! После разговора с виконтом приходилось учитывать и такой вариант. Д'Кнур торопливо побежал к подвалам, хотя отлично понимал: если стены ловушки начали скрежетать, значит, они сошлись и ничего, кроме мешанины из костей и мяса, он не увидит. Зато ему не будет скучно!

Темнота… мягкая и, кажется, бархатная на ощупь. Хочется провести по ней рукой, но тело не чувствуется — только остатки сознания, внутреннее я, разложенное на бархатной пустоте. Небытие. Нет ни входа, ни выхода, лишь безмолвие бесконечности, отстранённость огромных пространств перед крохотной песчинкой. То, что эта песчинка — чей-то разум, ничего не меняет. И пустота может быть лабиринтом. Лабиринтом, для выхода из которого нужен проводник.

Ведро воды, выплеснутое на голову, вырвало неудачливого вора из забытья, подарив сознание. И огненную боль в горящих руках. Он застонал.

— Ну, парень, в тебе мешок сюрпризов! Мало того что умудрился уцелеть, так тебя ещё и пытать не надо! Как и руки рубить, если ты, конечно, метил в мою сокровищницу. Сам всё сделал. Так моим ребятам и королевскому правосудию работы не останется!

Барон, довольный, откинул голову и захохотал. Отделанный золотом бархатный халат плохо сочетался с голой, поросшей седеющими волосами грудью, а красные сапоги из дорогой кожи — с прелой соломой темницы. Одно было ясно — он чем-то доволен, и этим стоило воспользоваться. Усилием воли погасив наиболее мощные очаги боли, узник вытянулся, насколько позволяли оковы, и сосредоточился на предстоящем разговоре.

— Что со мной? Где я? — Мягкий, испуганный голос. Палач, верь мне! Я совсем безобидный.