Злодейский путь! Том 5 - Эл Моргот
— Какого демона здесь происходит?! — воскликнул Муан и удивился собственному голосу: тот казался значительно выше привычного диапазона.
— Старейшина Муан, я вызываю вас на равную битву, — сделав шаг вперед, заявил Ал.
— Равную? — переспросил Муан, все еще поражаясь, как звучит. — Не дорос еще! Да и некогда мне отвлекаться на твои глупости! Немедленно верните меня откуда взяли!
Фея, порхающая вокруг Ала, вылетела вперед и, уперев ручки в маленькие бока, заявила:
— Это арена равного сражения! Любой, кто очутился на арене, имеет право бросить вызов своему противнику и получить удовлетворение. После сражения вы вернетесь на прежнее место.
Муан с гневом смотрел на Ала, в его глазах читалась неприкрытая угроза.
— Не думай, что я спущу тебе вызывающее поведение, молокосос! Как только у меня появится свободная минута, тебе не избежать наказания. А теперь быстрее делай свою жалкую попытку. У меня нет времени на шутки!
Муан сознавал, что нарушает воинский кодекс, который призывает уважительно относиться к каждому противнику и его праву бросить вызов сильнейшему, однако маленький наглец не на шутку выводил из себя. Парень, очевидно, тоже не желал вспоминать о правилах вызова на бой, используя такие низкие методы.
«Нужно поставить его на место раз и навсегда!» — подумал Муан, но затем пришел к мысли, что это, вероятно, невозможно. Сколько раз он отправлял есть землю этого мальца, требовал найти соперника себе под стать, но этот упрямец раз за разом прыгал выше головы, бросая вызов сильнейшему воину ордена РР, словно не понимая, что между ними десятилетия тренировок и совершенствования.
— Я так понимаю, оружия нам не видать? — резонно задал вопрос фее Муан.
— Ваше право выбрать оружие, которым вы с противником будете сражаться, — ответила она.
— В таком случае это будет битва на мечах.
В следующий миг рядом с ним материализовался меч, неглубоко воткнутый в пол. Муан положил руку на его рукоять и с удивлением понял, что его рука уменьшилась. Он поднял ее к глазам, рассматривая с обеих сторон, и увидел, что та подозрительно холеная и нежная, без привычных мозолей и загрубевшей кожи. Но тут он заметил, что не мешкающий Ал схватил свой меч и несется к нему. Времени на раздумья не оставалось, Муан обхватил рукоять меча и вынужден был отбиваться.
Удар, который он собирался играючи заблокировать, силой отдачи заставил его отступить на несколько шагов.
«Да что происходит?!»
Ал стремительно нападал, не давая времени осмыслить ситуацию. Муану даже пришлось уйти в глухую оборону, что немыслимо: такой противник, как Ал, никогда бы не вынудил прославленного мечника защищаться без возможности контратаковать! Однако такую возможность действительно пришлось выискивать. Муан еще какое-то время защищался, пытаясь смириться с мыслью, что его привычная сила исчезла, но, осознав происходящее, больше не мешкал, используя то, что осталось. Следующий его выпад заставил Ала отскочить.
Они застыли друг напротив друга, тяжело дыша и глядя с неприкрытой враждебностью. Муан осознал, что смотрит на Ала не с той высоты, к которой привык. Он буквально стал ниже. Впрочем, такие мелочи не заставят его беспокоиться о своей победе. Малец считает, что сможет выиграть благодаря этим уловкам? Наглый паршивец решил таким образом уравнять силы? Тогда ему следовало стереть Муану память, потому что его навыки отточены годами практики, и в этом нетерпеливый Ал ему уступает.
Муан перехватил железяку, которую фейри выдавала за меч, обратным хватом и ринулся на своего, с позволения сказать, противника. Пусть тело прославленного мечника и не слушалось его так хорошо, как прежде, да и силы в нем стало меньше, а мышцы взвыли от напряжения, мозг заставил выдать привычную скорость. Ал попытался заблокировать удар, но Муан тут же перехватил меч и почти без замаха ударил оппонента плашмя. Удар, пришедшийся по щеке, тут же отправил Ала на пол. Парень не смог подняться: перед глазами все темнело и тело отказывалось повиноваться.
— Бой окончен! — донесся голос феи.
В следующий миг арена исчезла, Муан материализовался перед дверью, а Ал, держась за щеку и сплевывая кровь, поднялся с каменного пола. Парень с ненавистью уставился в спину прославленного мечника. Его больше не забавлял вид старейшины: Муан значительно помолодел для «равной» битвы, став, должно быть, таким, каким был в шестнадцать лет. Странно, но эффект не исчез сразу, и одежда все так же выглядела великоватой для этой версии «прославленного мечника».
На сей раз Муан решительно толкнул дверь и вошел внутрь, но комната уже была пуста.
Шен, на мгновение замерев у двери, дернул ручку и стремительно вышел. В коридоре он был совершенно один, и сейчас его радовало, что никто не почувствует этот мерзкий, исходящий от него запах. Нужно немедленно избавиться от него!
Спустя десять минут Шен остановился у края бассейна, с досадой вспоминая о своих длиннющих волосах, которые так неудобно мыть. Его охватила ярость. Горящим взглядом он окинул купальню, ища хоть что-то. На столике лежали миниатюрные ножницы: обрезать толстую косу ими было все равно что рвать ее, но гнев и ненависть Шена оказались настолько велики, что он подхватил их и стал с остервенением резать волосы. Он не то резал, не то драл их, и прошло не меньше минуты, прежде чем ему удалось задуманное. Волосы рассыпались по плечам, Шен кинул ножницы на пол и нырнул в обжигающую воду.
Вынырнув, он потянулся за щеткой и принялся яростно тереть нежную кожу, крутился, пытаясь разглядеть пятна разложения, источающие мерзкую вонь. Через какое-то время ему стало казаться, что вода в купальне пропахла тухлятиной, пропиталась смердящим запахом. Он вышел из воды, босиком ступая по холодной каменной кладке, и подошел к узкому зеркалу в человеческий рост, отбрасывающему свечной свет на темную протухшую воду. Он долго всматривался в свое отражение, искал признаки разложения, но видел лишь обычное свое… точнее, Шена… тело. Оно раскраснелось после купания, по венам двигалась кровь. Оно не могло быть одновременно и живым, и мертвым.
Тогда что это? Откуда навязчивая мысль?
Нет никакой вони. В купальне стоит приятный цветочный аромат. Вони нет.
Показалось.
Он устало оглядел себя в зеркале, не понимая, как относится к тому, что видит. Это тело его, он столько всего прочувствовал в нем, до мельчайшей детали, до срывающегося с губ крика, и признать, что это ничего не значащая оболочка, уже было трудно.
«А то, как я выглядел в своем мире? Это ведь тоже была всего лишь оболочка».
Он никогда не оценивал себя с позиции «вот это истинный я». Конечно, к прошлому телу он привык больше, прожив в нем с рождения,
