Рождение новой расы (СИ) - Дувакин Олег

— Ха, те еще брехуны. Не засчитываю.

— Тогда, думаю, весть о том, что каждый второй грезит о твоей Ирге, но она хранит верность тебе, стоит трети груши?

Роло улыбнулся. Уж в ком, а в своей женщине он не сомневался, и почему-то услышать подтверждение от орка… было приятно.

— Ладно, это стоит. Но далее избавь меня от рассказов о том, кто с кем спит. Я бы хотел чего-нибудь поинтереснее.

— Не спеши, один грязненький секретик тебе точно покажется любопытным, — орк встал и подошел к своей клетке, охватив руками стальные прутья. — Подойди ближе, это очень интимная вещь.

Роло сначала хотел послать орка в бездну, но интерес взял свое. Он поднялся и подошел на такое расстояние, чтобы орк не мог дотянуться до него сквозь решетку.

— Ну же, говори.

— Твой близкий друг — Варлеск — втайне встречается с Линнеей, — проговорил орк полушепотом.

Услышанное не укладывалось в голове у мужчины, поэтому тряхнув головой, он переспросил, будучи уверенным, что орк оговорился.

— Ты имеешь в виду дочку Курта?

— Нет. Дочку Курта зовут Лихея. Ты не ослышался, — прошипел Стигга. — Я говорю про Линнею Ларссон. Дочь самого Олафа.

От услышанного Роло отшатнулся от клетки, словно от проказы.

— Этого не может быть! И где же они тогда встречаются?

— На зернохранилище, когда дежурит Моран. Он хранит молчание и не мешает их свиданиям за определенную мзду.

— Но Моран дежурит по ночам.

— Хех, ночью они этим и занимаются, когда все забились по своим домам и боятся воронов. Страх ночи может преодолеть только тот, у кого есть верный пес, или же тот, кто сильно любит. А судя по рассказам, Линнея сказочно красива. Каждый, кто был в этой комнате, хоть раз о ней да судачил.

— Влюбиться в Линнею — это все равно, что полюбить пламя. Горит красиво, но лучше член в него не совать, — Роло отшатнулся от клетки и заходил из стороны в сторону. Он ни в какую не хотел верить в услышанное. Но сейчас в его памяти всплывали случайные обрывки фраз, их редкие встречи глазами и странное поведение его друга. Все складывалось в очень дурную картину. Не для Линнеи, но для Варлеска.

— Тебе обидно, что друг не посвятил тебя в свою великую тайну? — спросил Стигга у явно озабоченного Роло.

— Замолчи! — рявкнул на него тот.

— Пойми, он не хотел, чтобы ты разрывался между дружбой с ним и своей верностью Олафу.

— Я сказал, умолкни!

— Лишь сладкая сочная груша способна заткнуть орочий рот, — лукаво улыбнулся Стигга, которому страдания Роло доставляли удовольствие.

— Замолчи! Нет в твоих словах ни капли правды, ты просто запомнил нас всех по именам, а теперь пытаешься стравить меня с другом. Только непонятно для чего?!

— Действительно, зачем мне это делать? У меня нет ни малейшего смысла врать.

— А как же это? — Роло вытянул грушу напротив клетки. Стигга просунул руку между прутьями и попытался ее схватить, но Роло успел среагировать и отдернул руку. — Ты слишком медленный, орк. Я слышал много историй о вашем народе воинов. Печально осознавать, что все это вымысел, как и твои слова.

— Я дурное семя. Пожалуй, самый жалкий представитель своего народа. Но даже такое ничтожество, как я, на тренировках сумел одолеть некоторых из вас. И даже такой, как я, всегда держит слово. Сдержи и ты свое.

— Ты рассказал два секрета, а не три.

— Второй стоит грушевого дерева.

— Гнилого дерева, потому что это вранье. Хех, знаешь, орк. Я отменяю нашу предыдущую сделку. Я не дам тебе груши за ложные сведения на моего друга. Но… — Роло задумался. — Ты мог бы рассказать мне о своей родине. О своем народе. Уж о нем-то ты, я думаю, не соврешь. И если твой рассказ будет интересным, я таки с тобой поделюсь.

— Какое тебе дело до моего народа?

— Такое, что я всю жизнь провел в Грейстоке. Здесь я построил дом, женился на любимой, которая скоро родит мне ребенка. Я научился владеть копьем и топором, метать ножи и стрелять из лука. Иногда я совершаю редкие рейды в пограничье, но каждую ночь я сижу дома и боюсь, что ворон постучит черным клювом в мое окно. Я уже давно не мечтаю выбраться отсюда, но я бы с удовольствием послушал о другом крае. Даже таком суровом, как твой.

Стигга отвел глаза в сторону. Он посмотрел в небольшое оконце, через которое просачивался лунный свет.

— Рассказ о моем народе и крае стоит начать с неба над ним. Когда умирает человек, ваши души отправляются наверх, к великой матери. Где вы помогаете ей высматривать ее божественное дитя. Нас же на небо не пускают. Вечно гонимые, наши души мечутся по свету и ищут, в ком переродиться. Я плохой воин, и, скорее всего, быть мне оленем, пока в одной из жизней я не подниму на рога первого хищника. Достойные воины становятся волками или медведями. И лишь самые сильные могут миновать весь этот крайне долгий цикл и сразу же снова стать орками.

— Лучше уж быть оленем, чем одним из вас, — влез в рассказ Роло.

— Не-ет, — прошипел Стигга. — Быть орком — величайшая честь. Если бы я мог поменять свой цвет кожи или вырвать себе клыки взамен на место возле богини или на эльфийское бессмертие, я бы ни за что этого не сделал.

— И чем же ты гордишься, орк? У твоего народа забрали вечную жизнь и дар к магии. Отлучили от священного древа. Из всех народов вы самый гонимый и ничтожный.

Стигга прислонился лбом к решетке, два его клыка аккурат находились между прутьями.

— Потому что мы до сих пор живы. Люди, что имеют подобие клыков, не смогли бы совладать с нашими хищниками. Гномы бы никогда не изобрели големов, а долгожителем среди эльфов считался бы тот, кому перевалило за сто. И только дети моего бога достойно несут это бремя. По преданию, когда пришел Сфинкс, покровитель моего народа — Грихтвар — был единственный, кто принял бой. После той битвы божественное дитя было утеряно. Няньки его не доглядели, и все младшие боги приняли свое наказание, но Грихтвар был единственным, кто не признал вину. Мы — его потомки — до сих пор расплачиваемся за его гордость, и, когда я был вольным, я не знал никого, кто испытывал бы к Грихтвару ненависть! Пускай у нас забрали бессмертие, но мы заменили его фанатичным отношением к смерти и безудержной тягой к жизни. Редкий орк доживает до моих лет, но перед тем, как погибнуть в бою, он успевает наделать много клыкастых детишек. Жить иначе для нас просто невозможно, потому что жизнь орка — это постоянная борьба. С засухой, с голодом, с хищниками и, конечно же, с другими орками. Потому что каждый из нас не сгибаем и не желает подчиняться другому. А после смерти и череды перевоплощений все снова повторяется. У нас даже есть такая присказка: быть может, в жизни следующей встретимся мы вновь, и в этой новой жизни ты меня убьешь.

— Утверждаешь, что твой народ не сгибаем. Но тебя-то согнули в бараний рог, — Роло сказал это без злобы. Ему было даже немного неудобно за свои слова.

— Говорю же, я худший из своего племени, — с досадой проговорил Стигга. — Но за прямую спину не полагается награда. Ее дают только за гнутую, — Орк медленно протянул руку между прутьями. — Дай, я заслужил.

— Ты опять почти ничего мне не поведал.

— Я расскажу, я обязательно расскажу. О самых важных для нас ритуалах. Таких, как посвящение в мужи или битва за невесту. Я расскажу тебе о том, как приручать волков. И каких орков закапывают, а каких сжигают. Я даже расскажу тебе сказку про клыки и копья. Но дай мне одну грушу сейчас, авансом.

Роло смотрел в глаза орка, они показались ему несчастными. Словно тот хотел бы быть несокрушимым воином, но судьба сделала его рабом. А тот возьми да и смирись. Мужчина сжалился над орком и полез в сумку за заветным плодом. Но не успел он вложить его в протянутую длань, как орк одернул руку, словно его ошпарило кипятком. Уши и нос Стигги пару раз дернулись.

— Нортон возвращается, — прошипел орк.

— Да, представляю его удивление, когда он узнает, что ты говоришь по-нашему.

— Лучше не стоит выдавать ему нашу маленькую тайну.