Тени тянутся из прошлого - Гульнара Черепашка
— Он, — Алита запнулась. — Попросту соврал?!
— Нет, милая, — Охитека покачал головой. — Про журналистов нельзя говорить, что они врут. Они… творят. Да, они берут факты, берут слухи и домыслы. Компонуют все это, чтобы было красиво. И делают таким образом новости.
Алита откинулась на спинку кресла, уставившись неподвижно в окно. Охитека испугался. Чего она так побелела?!
— Милая, ты в порядке? — осведомился он осторожно.
— Я никогда больше не буду верить новостям, — у малышки даже голосок охрип.
— Ну-ну, — он покачал головой. — Кто ж в наши дни верит новостям? Всякую новость следует делить по меньшей мере на четыре части.
— Я скажу Абек, что это ее отец — скользкий тип! — вскрикнула Алита.
— А вот этого делать не нужно, — торопливо заявил Охитека. — Во-первых, это невежливо. Во-вторых, это неправда. Ты можешь быть недовольна чьими-то методами. Но обзывать скользкими типами тех, чьи методы тебе не нравятся, дозволено только журналистам. А ты — пока не журналистка!
— Но это же несправедливо, — горько проговорила дочь.
— Милая, я много лет назад бросил эту безнадежную затею — искать справедливость в нашем мире, — сознался он со вздохом. — И знаешь — с тех пор жить стало заметно проще! К тому же я и впрямь скользкий тип, — прибавил с нервным смешком. — Сколько раз за нынешнее лето мне пытались отвернуть голову — а я каждый раз выскальзываю!
— Это не смешно, — мрачно заявила Алита. — Это… возмутительно!
— Возможно. Но, во-первых, я привык. Во-вторых, делаю все, от меня зависящее, чтобы защитить себя и моих близких. В-третьих, кому будет легче от того, что я возмущаюсь? И в-четвертых, это не повод, чтоб ссориться с подругами.
— Абек мне — не подруга. Она — конкурентка!
Охитека с тревогой покосился на дочь. До чего мрачно глаза-то сверкают! Только и оставалось, что надеяться: время пройдет, и впечатления последних оборотов сгладятся, потускнеют. Правда, грызло отчего-то дурное предчувствие.
— Ты сердишься? — голосок Алиты неожиданно смягчился. — Ты хмуришься.
Он удивленно воззрился на нее. Только что была — воплощенная богиня гнева. Глаза сверкают, руки сложены на груди! И гляди-ка — глазенки наивно распахнуты, личико — обеспокоенное.
— Нет, — растерянно отозвался Охитка. — Мне-то сердиться на что?
— Ну, из-за скользкого типа. И из-за того, что я решила — у тебя совесть неспокойна.
— Ты же не сама это придумала, а повторила, — он с облегчением вздохнул — кажется, мрачное настроение испарилось. Хвала Спящему! — Я просто забеспокоился, что тебя могут расстроить или сбить с толку. Людям-то не запретишь говорить! Я лишь хотел, чтобы ты поняла: не все так однозначно в нашем мире. И не всему следует верить. И не во всем можно найти справедливость, — прибавил задумчиво.
Сколько он уже лишнего наговорил дочери за эту дорогу? А ведь до Окхи ехать еще с полчаса! Может, чуть меньше.
Все-таки Вэл медузьи права, что недовольна его методами воспитания! Он и сам недоволен своими методами — да что поделать: других нет.
Если бы Вэл отправилась с ними — разговор бы шел совершенно иной, на любую другую тему! Но у Вэл продолжалась подготовка к осенним выставкам в галерее. И ехать она наотрез отказалась. Впрочем, согласилась бы она — и отказаться вполне могла Алита. Малышка прекрасно уяснила, что с матерью завернуть к заброшенной фабрике не удалось бы.
— Мы повернули к Окхе, — вздохнула дочь, словно отвечая на невысказанные мысли.
— Не стоит так грустить. В Окхе, как по мне, гораздо уютнее, чем на той дороге. Что в ней было такого, если задуматься? — он кинул короткий взгляд на дочь — не злится ли. — То, что мы не понимали, что это. И как такое может быть — дороги нет, никто ее не видит — а она вдруг появляется. Но ведь ты два раза там побывала, я с тобой туда ездил. Больше тайны нет. Мы знаем, что там есть только кошмары и опасность. И люди, с которыми лучше не сталкиваться. Точнее — были, — исправился он.
Алита молча слушала. Услышанное ее вроде бы не разозлило — хотя он подспудно этого опасался.
Может, прибавить ходу? Нет, лихачить при дочери не стоит. К тому же они на дороге, в общем потоке движения. А на двери флайера гордо красуется эмблема корпорации. Так что нарушение сразу сделается достоянием общественности, его зафиксируют стражи мира. А выйди из потока — подвергнешь себя риску очередного покушения. С дочерью он не был готов пойти на такое.
Мимо пронесся указатель — до Окхи остались последние минуты.
Трасса оставалась ровной, как стрела — но пришлось скинуть скорость. Все-таки въезд в поселок.
Перекресток, пост дорожной службы. Первые дома по обочинам, утопающие в садовых деревьях, с клумбами перед аккуратными живыми изгородями и коваными калитками. На объездную трассу на перекрестке перед въездом Охитека сворачивать не решился: там движение не такое плотное, как по междугородней дороге, можно и нарваться на покушение. Никого наличие сопровождения с охраной не остановит.
В объезд Окхи он повернул немного погодя после поста. И неторопливо покатил в метре над асфальтом. Алита кинула на него искоса недовольный взгляд — но промолчала.
Охитека еще раз выругал себя. Вот не надо было лихачить в ее присутствии раньше! Поди объясни теперь, с чего он вдруг стал волноваться о безопасности. Ну, хотя бы молчит. Значит, не стоит оправдываться. А в следующий раз вообще лучше поехать им обоим пассажирами в салоне — а вперед усадить водителя с охранником.
Глава 59
— Он ко мне идет! — вскрикнула Алита, поднимая сияющие глазенки.
— Не кричи, а то спугнешь, — отозвался Охитека. — Бросай еду ближе к себе — и он подойдет почти вплотную.
Лебедь глядел на них — словно понимал, о чем речь. Здесь, на суше, он выглядел не таким величественным, как в воде.
Над гладью пруда птицы скользили степенно — гордые и недосягаемые. Здесь, на берегу, лебедь смешно переваливался на коротких лапах. Вид у него сделался
