Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов

Перекатившись через песчаный гребень, Тинч залёг, наблюдая за дорогой.

Никто не преследовал его. Походная кухня въезжала на мост, верховые, убрав карабины, следовали в своём строю. С повозок оживленно перекликались; кто-то, насвистывая, бренчал на келлангийской гитаре.

Тинч оглядел себя. С левым боком всё было в порядке. Показалось? Подобрал и отряхнул от песка добытую ковригу...

- Эт-то кто здесь так шумит? - услышал он внезапно.

2

Они увидели друг друга. Медленно приближаясь, пригибаясь, приговаривали:

- Ах ты, тагрская вонючка, пожиратель чеснока...

- Элтэшка, саранчук черномазый, ...

Ухватив друг друга за шею, пошли по кругу, глядя глаза в глаза:

- Ах ты...

- Ух ты...

Тинч давил противника сверху, но тот, маленький и ловкий как кошка, вывернулся из-под ладони и подсёк его снизу.

Хлеб и чёрный плащ полетели в разные стороны, двое мальчишек, пыхтя и фыркая, покатились по песку. Внезапно, более изворотливый Пиро выскользнул из рук товарища.

- Погоди, Тинчи! - крикнул он.

- Тьфу ты! - сказал Тинч, усаживаясь на песке. - Откуда ты здесь? Что ты делаешь? Куда ты идёшь?

Вода в прибрежных камнях заклокотала глухо. Пиро молчал, хмурился, кутался в плащ. Тинч заметил в его волосах обрывки водорослей.

Его друг был единственным сыном в семье сапожника. Дома элтэннского квартала соседствовали с домом Даурадеса. В самую первую их встречу, когда они в уличной драке схватились не притворно, как сейчас, а по-настоящему, до крови, Тинч богатырски придавил Пиро коленом к земле и спросил грозно:

- А ну, скажи теперь, красавчик, как по-вашему, по-элтэннски, будет "мама"?

"Ну что, красавчик, молись, твоя, (как её там...), тебя больше не увидит!" - должен был прибавить Тинч.

А Пиро, удивленно поморгав серо-зелёными, с большими запыленными ресницами, девчоночьими глазами, вдруг весь обмяк, улыбнулся и ответил задумчиво:

- О'на...

И Тинч вдруг понял, что теперь ничего такого не скажет.

Они вместе ходили в школу... И посещать ее перестали тоже одновременно, после того случая, когда школьный инспектор, в образец другим, обрядил элтэннского мальчишку в шутовской колпак и, нацепив Пиро на грудь плакат с надписью "Я - неграмотный осёл", приказал старшеклассникам водить его по этажам. Тинч, по мнению которого незнание единственным сыном элтэннского сапожника премудростей тагрской грамматики, не могло быть поводом к подобной экзекуции, быстренько подговорил приятелей устроить в коридоре школы что-то вроде "кучи малы". Тем же днем и колпак, и табличка с надписью украсили собой ворота дома школьного инспектора.

Педагогам не составило труда понять, чьих рук было дело. В школу был вызван отец Тинча. Старшина цеха каменщиков Маркон Даурадес с каменной невозмутимостью прослушал рассказ об этих и многих иных деяниях сына.

Высказался прямо:

- Надо ж. И как это он только догадался? Вот молодец!

После чего, вопреки уговорам, решил, что сыну будет гораздо лучше заниматься дома, самому, и лично экзаменовал Тинча - как по тому, что в школе проходят, так и по тому, что не проходят...

А Пиро стал уличным актером. Он ходил по натянутой меж столбов верёвке, пел, наигрывая на чингароссе или келлангийской гитаре, дольше всех ребят на улице умел стоять на руках и частенько, в завершение программы выступления, нацепив на ногу сумку, обходил собравшихся вокруг горожан.

Острый, тяжёлый как гарпун, дедовский нож он носил с собой и с расстояния в двадцать пять шагов пригвождал к забору падающий тополевый лист.

Складный, ловкий, большеглазый Пиро - чье имя в переводе значит "вспышка", - был кумиром всех окрестных девчонок и лучшим другом Тинча. Он даже Айхо пытался у него отбить, но уловив красноречивый взгляд сына Даурадеса, только дразняще высунул кончик языка, поцокал как белка, пропал в кустах, и всегда старался побыстрей исчезнуть, когда встречал их вместе...

Костёр пылал в ложбинке между скалами. На расстеленную куртку легли несколько вяленых рыбок, пяток ещё тёплых вареных картофелин, кусочек сыру, немного домашнего хлеба - всё то, что Тинч получил в дорогу сегодня утром. Оставшись в свитере, он полулежал на краю куртки. Пиро снял с пояса флягу, отхлебнул, протянул товарищу.

Поели молча. Потом Тинч спросил:

- В Коугчаре трудно с хлебом?

Пиро кивнул, затем как-то неестественно поёжившись, попробовал улыбнуться, нахмурился и - заплакал.

- Что с тобой? Пиро!

Пиро раньше никогда не плакал. Тинчу даже показалось, что сейчас начнется один из его обычных номеров.

- Со мной всё в порядке, - наконец, отозвался Пиро.

- Что-нибудь с дедушкой?

- С дедушкой... - и Пиро согнулся ещё сильнее. Тинч протянул ему флягу:

- Выпей.

- Нашего дома больше нет, Тинчи. И никого из наших тоже нет. В живых... нет. Меня самого чуть не убили.

Тинч слушал, не перебивая.

- Били палками и ногами. Это твои, Тинчи. Тагры. Или тагркоссцы. Поверь, мы не делали ничего плохого. Они пришли рано утром, сказали, что мы с чаттарцами у вас весь хлеб поели. Сказали, что мы скупаем у чаттарцев мертвые тела, а колбасой из них торгуем на рынке. Дед сказал им: "какая колбаса, не едим мы вашей колбасы". А они: "ага, значит, сами не едите, только нам продаете?" И началось... Спасибо отцу, костылём прикрыл меня. Солдат ударил его саблей. Я был весь в крови. А дедушка и мама... Мама...

- Кто это был? Это были солдаты?

- И солдаты тоже. И с ними... они называют себя "Стадом Господним". Или "отрядом народной обороны"... Ведь у нас в городе теперь свобода, Тинчи! На рынке объявили, и на соборной площади. Это значит - делай, что хочешь, и ничего за это не будет! Да, Тинчи, я сейчас совсем-совсем свободный! Хочешь - беги, а хочешь - ложись помирай...

- Если бы это со мной... - начал было Тинч и осёкся. - Ведь у тебя нож... Может, что-то можно было сделать...

- Довольно крови, - и Пиро, всхлипнув, коротко сказал что-то поэлтэннски.

- Что?

- Знаешь, Тинчи... Мы, конечно, может быть, и черномазые, и лягушек сырьём глотаем, и Богу-Зверю поклоняемся и с деревьев недавно слезли, но, знаешь... У нас говорят иногда: горе не требует нового горя.

- Пиро, - спросил Тинч, - а почему вы не уехали раньше? Ведь, наверное, ходили какие-то слухи...

- Нашу телегу и лошадь мы отдали чаттарцам. Позавчера в Коугчаре убивали чаттарцев. Вчера, когда убивали нас, у нас уже не было ни телеги, ни лошади.

- Чаттарцев?

- Чаттарцев! - воскликнул Пиро. - Дома надо сидеть, а не по заработкам шататься!

- А... Айхо?

- Да чтоб ты пропал в своем Бугдене! Она потом каждый день приходила. Она ждала тебя... А теперь в твоём доме живут келлангийские офицеры! Знают, что в доме Даурадеса их никто пальцем не тронет!