Кэтрин Фишер - Оракул

Далеко-предалеко, давным-давно звонил гонг. Теперь наступила тишина.

Мирани, шатаясь, поднялась на ноги. Думать времени не было; жрицы вот-вот пройдут мимо входа в Оракул по дороге в Город. Нельзя, чтобы ее увидели здесь! Гермия не должна ничего знать!

Она стремглав бросилась обратно по узкой тропинке, но внезапно та завязалась в узел у нее под ногами.

Мирани чуть не упала между двух камней на выходе. Процессия шла мимо нее: рабы несли паланкин Гермии и кого-то еще. — должно быть, Ретии, — но остальные из Девятерых шли пешком. Она отпрянула назад в кусты, и пересчитала жриц. Их было девять!

Затаив дыхание, Мирани наблюдала за Процессией.

Позади шла Крисса, на ней была маска Той, Кто Вкушает Пищу Для Бога, рядом с ней шагала девушка в маске Носительницы, в той самой, золотой и пламенно-красной, которую полагалось надеть ей, Мирани! Что происходит?!

Неужели ее уже заменили?!

Она поглубже забилась в миртовые кусты. Сперва мимо нее промаршировала пехотная колонна. Аргелин, как всегда, ехал верхом, под копытами его коня вздымались облачка пыли. Они клубились так близко, что Мирани едва не закашлялась. Из глаз потекли слезы. Генерал, если смотреть на него снизу вверх, сквозь пыльную дымку и сияние заката, казался бронзовым памятником: сверкающие в лучах заходящего солнца доспехи, суровое лицо с широкими, почти восточными скулами, на идеально подстриженной бородке осела пыль...

С вьючного ремня на Мирани взирали пустые глазницы его шлема.

Генерал был безжалостен, это знали все. А она, как последняя дура, очертя голову ввязалась в опасную игру. Смертельно опасную — потому что сейчас он уже наверняка знает об Орфете.

Пехотная колонна прошла мимо. Покачивались носилки, вполголоса переговаривались девушки. Перед тем, как перевалить через крутой гребень холма, возникла небольшая заминка: надо было поправить один из паланкинов.

Из пахучей листвы кустарника Мирани прошептала:

— Крисса!

Маска Той, Кто Вкушает Пишу, синяя с серебром, резко обернулась. На какой-то пугающий миг Мирани показалось, что под маской не Крисса, а совсем другая девушка; потом пришел ответ — тихий, ободряющий:

— Мирани? Где ты?

— Здесь. — Она хрустнула веткой.

Крисса отступила на шаг назад, схватила за руку девушку, шагавшую рядом, и оттащила ее с тропинки.

— Скорее, — шепнула она.

Носительница сняла маску, и Мирани с удивлением увидела одну из рабынь, трудившихся вышивальщицами, — нахальную девицу по имени Береника. Рабыня с ухмылкой сунула маску ей в руки; Мирани тотчас же натянула ее на лицо. Металл был горячим и отдавал чесноком. Отстранив рабыню, Мирани ступила было на дорогу, но Береника не уходила. Она стояла на обочине, настойчиво протягивая руку. Крисса быстро сунула ей в ладонь две серебряные монеты. Девушка повернулась и исчезла в затопленной сумраком оливковой роще.

Подмена произошла вовремя. Процессия двинулась дальше. Мирани шагала позади, едва дыша и обливаясь холодным потом. Никто ничего не заметил: остальные девушки шагали немного впереди. Переведя дыхание, она прошептала:

— И как ты только отважилась?

— Сама себе удивляюсь. — В голосе Криссы прозвучало легкое самодовольство.

Глядя, как Гермия выбирается из носилок, Миранинервно потерла руки.

— Откуда ты знала, что я приду?

Крисса пожала плечами.

— Знала и все... Будешь мне должна две монеты. А в следующий раз, если я опоздаю, прикроешь меня.

Мирани в изумлении воззрилась на подругу.

«Вряд ли я протяну до следующего раза», - подумала она.

По ночам Город Мертвых утопал в пламени. Он превращался в лабиринт огней, пылающих в жаровнях, в факелах на стенах, и огни эти отражались в бронзе, меди и золоте. Ночь ничего не меняла для мертвых и тысяч живых, служивших им, и торопливые приготовления к похоронам Архона не прекращались ни на минуту. После захода солнца у дверей гробниц и вдоль стен зажигались факелы, и казалось, что колоссальные статуи на стенах движутся, поворачиваются, оживают. На вершине ступенчатого зиккурата все девять дней беспрерывно пылал огромный костер, а возле гигантских бронзовых дверей Домов Траура, в больших железных корзинах, оплетенных медными змеями, безостановочно плясали ослепительно-алые языки пламени.

Все девять Домов, огромные беломраморные здания с колоннами, располагались возле основания пирамиды, по три с каждой из трех сторон. Обычно их держали под замком, но сейчас первые два стояли открытыми, так же как и третий, двери которого были распахнуты настежь, чтобы впустить тело человека, в котором некогда обитал Бог.

Его, уже уложенного во внутренний саркофаг из расписного дерева, с пением вынесли из Дома Музыки, и измученные музыканты, игравшие весь день напролет, проводили его в тенистую глубину третьего Дома. Как только гроб перенесли через порог, все инструменты смолкли, оборвав мелодию на середине ноты.

Измученные и голодные музыканты побрели прочь. Девушки с флейтами, мужчины с цитрами, трубачи с большими медными трубами, даже маленький мальчик с пронзительным свистком.

Они сыграли свою роль.

Третий Дом был Домом Раскрытия.

Посредине Дома, на большой каменной плите, лежал Архон. Войдя, Мирани бросила на него лишь один взгляд, потом поспешно отвела глаза. Его лицо было прикрыто золотой маской, и в фантастической игре сотен языков пламени единственными темными пятнами в комнате оставались ее глазницы. Мирани поглядела на сложенные на груди пухлые руки, вспомнила, как спокойно он опустил левую кисть в чашу со скорпионом.

"Я знаю, где ты сейчас, — сказала она про себя. — Я тебя найду и верну, но мне понадобится твоя помощь".

Вошли бальзамировщики. Три человека в длинных белых халатах, которые они потом снимут. Их лица и руки были покрыты причудливыми изображениями скорпионов, нарисованными прямо на коже.

На деревянном столе ровными рядами лежали их инструменты: какие-то острые зазубренные предметы, длинные спицы, ножи, зловещие проволочные крючки. В чашах курился ладан и ароматические травы; запахи аниса, кипариса и сандалового дерева смешивались и поднимались к потолку, но сквозь них уже пробивался отчетливый смрад разложения.

Все Девятеро выстроились в круг, взялись за руки вокруг Архона. В тени почтительно ждали бальзамировщики.

— Наш Брат умер, — напевно начала Гермия. — Мы скорбим по нему.

— Мы скорбим по нему.

— Наши глаза были яркими, теперь они темны. Наши мысли были скоры, теперь они тяжелы. Но Бог, Ярчайший, живет вечно. Его тень — темнота. Когда было создано голубое небо вверху и коричневая земля внизу, он был там. Когда Царица Дождя сошла с небес, он был там.