Вера Петрук - Индиговый ученик

Дядя говорил загадками, и Арлинг начинал нервничать. Ему не нравилось, когда он не понимал собеседника.

– В Балидете живет великий человек, который, по воле богов, стал моим хорошим другом. Он иман одной из боевых школ Сикелии. Ничего примечательного в этой школе нет, кроме ее создателя. Так случилось, что я кое-что знаю о прошлом имана. Этот человек – последний представитель древней секты мистиков, и то, чему я невольно стал свидетелем, убедило меня, что если тебе нужно чудо, то следует обращаться к нему. Нам с тобой нужно чудо, Арлинг, поэтому мы плывем в Самрию, откуда отправимся в Балидет. Придется идти по суше через пески. Путь через дельту реки Мианэ охраняется птичьими племенами, а с ними мало кто нашел общий язык. Говорят, их не смогли покорить даже Жестокие. Я уверен, иман знает лекарство, которое вернет тебе зрение. Нам не откажут. Когда-то я оказал ему большую услугу, и сейчас самое время потребовать плату.

Дядя подбадривающее хлопнул его по плечу, и Регарди покрепче схватился за поручни. Остро не хватало трости Бардарона, которая улетела с ним в море, чтобы навсегда остаться там, где умер Арлинг Регарди.

– Как зовут этого имана?

– Никак, – усмехнулся Абир. – Для всех он просто иман. Такие люди редко открывают свои настоящие имена. Для этого нужно стать для них кем-то большим, чем просто другом. Пойдем ко мне, выпьем рому. Эта ночь создана для того, чтобы ее пропить.

Регарди нащупал руку дяди и благодарно пожал ее.

– Спасибо, что делаете это для меня. Пожалуй, постою здесь еще немного. Нужно привести мысли в порядок.

Арлинг почти почувствовал на себе взгляд Абира. Его испытывали. Что ж, он был готов ко второму шансу. Не сказав больше ни слова, капитан «Черной Розы» зашагал прочь. Регарди пробрал озноб – ему поверили. Это будоражило душу и волновало сердце.

Для него не было разницы, кем был таинственный иман – мистиком, сектантом или простым врачом. Благодаря Магде он уже сделал выбор, а остальное не имело значения. Неожиданно Арлинг понял, что ему очень нравилось стоять у поручней и слушать ночную игру волн – это было совершенно новое ощущение, ради которого стоило жить. Звуки моря завораживали, а соленые брызги пробуждали желание творить чудеса. Как много сегодня было о них сказано... Но, на самом деле, чудо было одно. И Регарди не знал, чем за него отплатить.

Сняв кольцо матери, которое он получил в подарок от Канцлера перед отъездом в приют, Арлинг размахнулся и выбросил его в море. Это был достойный подарок пощадившей его стихии и последняя нить, которая связывала его с домом. Больше не будет страха, пустых надежд и отчаяния. Теперь его мир будет пахнуть морской солью и звучать свежими голосами невидимых волн. Он станет пиратом, даже если чудесные порошки мистика ему не помогут.

– Я никогда не вернусь в Согдарию, – прошептал Регарди, давая клятву себе и ночному морю.

Воздух изменился. Арлинг облизнул губы и вздохнул полной грудью – пахло перцем, пряностями и свободой. Впереди лежала Самрия.

ГЛАВА 2. ДРУГОЙ МИР

Жаркое дыхание сикелийских песков манило близостью, но «Черной Розе» потребовались еще сутки, чтобы достигнуть берегов Самрии. Воздух дерзко пах перцем, благовониями и раскаленным песком. Ветер стал суше, крики морских птиц громче, а сама галера теплее. Закаленная древесина медленно нагревалась, впитывая в себя лучи пустынного солнца.

Изменилось и море. Он не знал, какого цвета были местные воды, но волны звучали по-другому. Если в Согдарии они сурово били в борта «Черной Розы», постоянно испытывая их на прочность, то в Сикелии вода была ласковой и теплой. Она уже не кусала, а нежно гладила узкие бока, обсыпая их жемчужными брызгами. Шторма остались у берегов Ерифреи.

Арлингу не терпелось вступить на новую землю, которая страшила и манила одновременно. А вдруг Абир прав? Вдруг мистик из Балидета был тем самым последним лекарем на земле, который знал, как вернуть ему зрение? Надежда была похожа на прогоревший уголь, в котором где-то глубоко еще теплилась искра. Случайный дождь мог затушить ее навсегда, но ветер, встречавший его у берегов Самрии, обещал раздуть гигантское пламя.

Последний день путешествия выдался трудным. Урок, который он получил в волнах Согдианского моря, имел продолжение. Если раньше команда была к нему равнодушна, то после порки Нуфа Арлинга заметили, и его пребывание на борту «Черной Розы» вдруг стало невыносимым. О том, что когда-то он сможет занять место капитана галеры, Регарди уже не думал.

Утренняя каша с густо намешанной рыбьей чешуей, ведро с водой вместо сапог у кровати-гроба, подкова, подвешенная в проеме двери – он набил об нее здоровый синяк на лбу, птичий помет на перилах, мокрая лестница со скользкими ступенями и бесконечные веревки, которые появлялись под ногами в самых неожиданных местах. К обеду Арлинг не выдержал и спрятался в каюте Абира, где просидел до самого прибытия, ломая голову над тем, как наладить отношения с командой, и сражаясь с искушением рассказать обо всем дяде. Однако вмешательство родственника было бы равносильно попытке забраться на мачту и пройтись по рее. Еще одно заступничество Абира, и утро Арлинг мог бы не встретить.

Поэтому ему оставалось только злиться, да вспоминать кучеярский язык, так как дядя вдруг резко забыл драганский и общался с ним исключительно на языке Малой Согдарии. Речь кучеяров вспоминалась с трудом, но школьный учитель хорошо знал свое дело и сломал не одну указку, вколачивая в головы юных лордов трудно произносимые слова.

Что до самого Абира, то отношение команды к нему не изменилось. Похоже, пираты были готовы простить ему все – любое наказание или каприз. Даже Нуф и тот бегал по каждому его слову так, словно у него горели пятки. Что нужно было сделать, чтобы заслужить такую любовь, Регарди не знал.

Не знал он и то, как жить дальше. Прежняя жизнь была невозможна без чуда, которое должен был совершить сикелийский мистик, а новая не удавалась. Отказавшись от равнодушия к миру, Арлинг думал, что готов к трудностям, но, как выяснилось, только в мыслях. Он пытался утешиться тем, что с момента примирения с собой прошло слишком мало времени, и помощи просить рано, однако каждый новый вызов, словно болотные топи Мастаршильда, все глубже затягивал его в пучину неизвестности.

Абир не подозревал о душевной борьбе племянника и готовился к высадке на берег, между делом рассказывая ему о Сикелии. Так как говорил он на дикой смеси кучеярских диалектов, Регарди понял только то, что в Самрии все женщины продажные, а водка сладкая, как вино из клубники, но бьющая по голове не хуже журависа.