Любовь против (не)любви (СИ) - Кальк Салма

— Миледи, вам подать воды? — спросила Грейс.

— Воды? — не сразу поняла Катерина.

— Ну да, как обычно, перед визитом милорда.

Ох ты ж! Значит, Кэт всё же что-то знала и умела, выходит? И что-то понимала про свою безрадостную жизнь? Ох, Кэт, бедняга Кэт, во что же ты тут вляпалась-то?

Неведомую Кэт хотелось обнять и погладить по голове. Как внучку. Но ведь теперь Кэт — это она?

Грейс принесла воды в чашке, и Катерина вспомнила, что говорила и как показывала Мэгвин. Свет и тепло у неё получаются, значит — и противозачаточное зелье получится? Мэгвин сказала — выпить желательно до всего, что произойдёт, так вернее. Значит, будем пробовать. А дальше посмотрим — на здешнюю жизнь и на того мужа, которого ей здешняя жизнь предложила. Может, он не хуже Василия?

Вообще любовный опыт Катерины не отличался ни богатством, ни разнообразием. Не оставалось у неё времени на то, чтобы какие-то шуры-муры разводить. Работа, дети, дом. Пока был Василий — ну, был. А когда развелись уже окончательно — так первые лет семь, пока Валера в школу не пошёл, ей вообще ни до чего дела не было, и уж точно — до мужиков. Опять же, в школе какие мужики? Правильно, физруки. Один даже пытался подкатывать — как же, свободная, самостоятельная, и даже говорил — красивая. Про красоту свою Катерина не задумывалась совсем. Одевалась строго — потому что на работу, глаза не красила, волосы как поседели — тоже не стала красить, вот ещё думать, отросли там корни или пока нет. Некогда.

О нет, пара романов у неё, конечно, случилась, но таких мимолётных — что и вспомнить-то толком нечего. В командировке и на курорте. Но командировка быстро закончилась, а на курорте она была с тремя маленькими детьми. И к счастью, никакого нежелательного продолжения эти романы не получили. Поэтому — тоже говорить не о чем.

И Катерина искренне надеялась, что здешний муж не потребует от неё ничего несусветного.

Он пришёл — постучался, вежливо спросил Грейс — в порядке ли, мол, миледи, и та ответила — да, ждёт вас, всё хорошо. И в спальню не вошёл — а прямо влетел. С порога бросился её целовать, и всё говорил, какая она красивая, нежная и вообще необыкновенная.

Катерина сначала всё думала — раз нежная и необыкновенная, то чего ж ты её не то сам бил, не то кому другому позволил? Но потом одёрнула себя — вот ещё, нашла, о чём сейчас думать, самое время. Лучше посмотреть в его глаза — о нет, он не врёт, он и вправду увлечён. И весьма горд, что получил её в своё безраздельное пользование, и что придумал, как её вернуть. Потому что она — определённо лучшая из женщин. Ни у кого такой нет. Это увлекало и заводило, и оказалось каким-то новым ощущением — почувствовать себя лучшей из женщин. Красиво говорить он, похоже, не умел, а думал вроде неплохо, и хорошо, что она это ощущает, и тоже может подумать о нём… неплохо.

И память тела подтвердила, что от этого человека Кэт опасности не ждала. А только лишь — немного ласки.

Катерина боялась, что выдаст себя — не тем словом или движением, все ж таки — другой человек! Но или они с несчастной Кэт оказались в этом вопросе похожи, или милорд Роберт — человек ненаблюдательный, и ему оказалось достаточно стройного тела, нежной кожи, рыжих волос и зелёных глаз. Он даже не дал ей зажечь новую свечу, когда догорела старая, мол — да и так же всё хорошо, зачем свет? Правильно, незачем. И вообще в таком деле незачем, и сейчас — особенно. А ночью все кошки, как известно, серы. Рыжие — тоже.

А потом она задремала и не сразу поняла, что он ушёл.

Ушёл — и ладно. Никто не будет храпеть, сопеть и перетягивать одеяло на себя. Тем более, что одеяло могло быть и потеплее, самой холодно.

Катерина встала, нашла на сундуке тёплый плащ и положила поверх одеяла. Так лучше, да. Можно спать. Остальное завтра.

9. Осмотр территории

Утро началось с побудки в исполнении Грейс.

— Миледи, рассвет. Вы всегда просили будить вас на рассвете.

Вот так, значит — просила. Интересно, для чего? Но — рассвет так рассвет. Катерина встала — выбираться из-под тёплого одеяла в прохладную комнату было ужас как некомфортно — но что с этим можно сделать, мы ещё подумаем. А пока — умыться, одеться — и что дальше?

Дальше Грейс принесла завтрак. Вот так — значит, утром в люди можно не ходить и с семейством не встречаться.

— Скажи, а обед можно так же у себя устроить?

— Вы ведь пробовали, — вздохнула Грейс. — Но миледи Маргарет сказала, что нечего по углам куски таскать, приличный дом всё же. И поэтому все, кто есть дома в обеденное время, должны явиться за стол.

Приличный дом, значит. С единственной-то скатертью, и та — грязная.

— Поняла, — кивнула Катерина. — А почему наша миледи такая замученная? Женщина, которая командует таким домом, могла бы выглядеть и получше.

— Так груши свои в меду трескает, — пожала плечами Грейс. — К ней милорд Рональд даже целого целителя привозил из столицы, но она долго его к себе не подпускала, потому как не переносит милорда, и всё, что от него — тоже. А потом милорд Роберт её убедил, и она позволила себя осмотреть и полечить. Так-то ей несладко было — девчонки, кто в покоях убирает и одежду чистит, рассказывали — так живот болел, что вся была белая и страшная, и на всех бросалась, аки зверь. А потом целитель боль ей снял, снадобье какое-то дал и сказал, что питаться нужно умеренно, пока не лопнула. Она не поняла, тогда он объяснил — не бросаться на всё сладкое, будто она его никогда в глаза не видела. И жирного есть поменьше, и солёного, и перчёного. Но это ведь то, что она любит, поэтому выслушать-то она выслушала, а потом всё равно велела на ужин ей засахаренные абрикосы подать.

Может быть, эту здешнюю миледи в детстве голодом морили? Тут всё может быть. Вот она сейчас и ест, как не в себя.

А ещё мало двигается скорее всего — подумала Катерина. Сама она всегда по возможности ходила пешком — на работу, в магазин и вообще куда только можно было, сладкое бросила есть лет в сорок, когда поняла, что иначе не сладит с лишним весом, да ещё сказали — сахар в крови близок к верхней границе нормы, зачем ей всё это надо было? И детей с внуками тоже всякой ерундой не кормила. Ладно, в праздник съесть кусок домашнего торта и хорошую конфету, а в обычной жизни всё это совершенно незачем. Правда, сами они всё равно ели, и газировку сладкую пили…

Катерина вдруг поняла, что уже дня три вообще не вспоминала об оставшихся дома детях. Просто не было ни секундочки свободной. Эх, как они там? Наталья-то справится, она разумная, а вот парни?

Так, загнать обратно вдруг подступившие слёзы и думать о другом. О визите мужа ночью. Что сказать — судя по всему, жена ему нужна. Вот для этого самого. Явно она его устраивает полностью и никого другого ему не нужно, значит, он в ней заинтересован. Считывать эту его заинтересованность оказалось неожиданно… любопытно. Новый опыт. Кто бы мог подумать!

И если Роберт не страдает раздвоением личности или чем другим подобным, и если в него не вселяется время от времени дьявол, какая-нибудь животная сущность или кто их тут вообще знает, как у них случается — то над беднягой Кэт издевался не он. Но тогда возникает другой вопрос — как и почему он позволил? Кажется, здешние мужчины не должны позволять другим людям самоуправство по отношению к своим жёнам? И не слепой же он, мог видеть синяки!

С другой стороны, если не зажигать света (Катерина по привычке подумала — включать, а потом поняла — куда там включать! Надо быть осторожнее с такими деталями), то не очень-то увидишь, что там, на теле. Да ещё если рубаху не снимать. А без рубахи холодно, так что…

Значит, нужно смотреть на других сильных мира сего. И пытаться вызвать их на разговор и понять, что там за душой — раз уж Мэгвин пробудила в этом теле какие-то сверхъестественные способности.

— Грейс, что будет, если мы с тобой сейчас пройдём по замку, и ты мне ещё раз расскажешь, что тут и где? Вдруг я быстрее всё вспомню?