Мария Капшина - Идущая

В дальнем правом углу, где два крепких забора сходятся углом, оставляя щель в полметра, — невидимый за слежавшейся грудой глинистой земли ход в квартал углежогов. Из того угла, от старых ям с закаменевшими от сажи стенками, и сейчас тянет тяжёлым дымом.

Домой… Я окончательно спятила…

Она потрогала рукоять ножа на запястье.

Настил начинался прямо перед камышом: обойти заросли слева — и к настилу ведёт узкий мостик в два бревна с перильцами под одну руку; каменные опоры блёклыми, битыми боками проглядывают сквозь камыш, а дальше вправо, невидимая отсюда за крепкими стеблями, рыжеет стена между пустырём и обрывом. И слышно воду. Ушами — и носом: запах арнского течения, крови Центральной равнины. Слабый запах рыбы. Ноздри Реаны расширились и снова сжались: этот запах она забыла. Рыбный запах, который пропитывал все кварталы Нижнего города — особенно Собачницы, — непроходящий запах.

Сухое дерево упруго ложилось под мягкие шаги, поднималось слепыми стенами и заборами по сторонам. Широких вторых этажей и балконов здесь не было: несущие стены в большинстве домишек не выдержали бы такой нагрузки. В большинстве мест такой нагрузки недолго бы выдержал и сам настил, куда менее прочный, чем опоры, держащие его.

Дальше — стали изредка появляться дыры, обрывавшиеся надломленными досками прямо к воде. Не всегда достаточно маленькие, чтобы их можно было обойти в узком переулке; из-за одной особенно широкой Реане пришлось вернуться и поискать обходной путь. Уже темнело, когда она добралась.

Каменный пол сохранился, но дерево не так долговечно, и остатки стен только кое-где поднимались на полметра. Странно. Каменный фундамент — слишком большая редкость, чтобы его не попытались застроить в этом районе подгнивших мостовых…

Она подошла ближе. Пытались. И застраивали. Вероятно, даже не раз. Внутренние стены прежде располагались иначе. А последняя постройка сгорела. Судя по остаткам, не раньше, чем в начале весны.

Реана шагнула внутрь, в очерченный недогорелыми стенам контур. Бездумно провела ладонью по обугленному дереву.

Пеплом было,

Пеплом станет —

Вечным пеплом… — тихо пробормотали губы древний гимн Верго [Верго — пепел, пустота, ничто, небытие].

Перешагнула туда, где когда-то была вторая общая комната. Почти в центре чернел квадрат люка, лишённого крышки. Из отверстия явственно слышалось полубезумное бормотание реки. Реана напряжённо склонилась над люком, словно и в самом деле ожидая увидеть там один из трупов трёхсотлетней давности. Снизу тянуло холодом и влагой, и тусклые лучи сумерек просачивались откуда-то сбоку, где уже кончался камень и начинался рассохшийся, в щелях настил.

Девчонка сидела в окне и общипывала кончики волос. По крайней мере, так это выглядело снизу. Сидела она полубоком, почти спиной, так что особо хорошо разглядеть Ликту не удалось. Он и не присматривался. Свистнул, привлекая внимание. Привлёк: девчонка звонко ойкнула и попыталась вывалиться наружу.

— Шша! — весело крикнул Ликт. Девчонка оказалась ещё симпатичней, чем обещала спина. — Это не коричневые в атаку полезли, это свои! Реана тут?

— Не, — девчонка попыталась придать спине гордое выражение. При одновременных попытках смотреть на улицу через плечо, держась правой рукой за проём окна, а левой — за плечо правой… Гордое выражение у неё получалось плохо. — А я тебя знаю. Ты — Ликт, верно? (Он гордо кивнул) Из свиты Ведоирре… То есть, Его Величества. (Кивнул уже не так гордо и с некоторой долей неуверенности в желании кивать) Тебя он прислал? (Почти обиделся)

— Ещё чего! Я думаю, что Реана будет рада меня видеть! Мы с ней и с Лаолийцем знаешь, какие друзья? Да мы втроём…

Ликту было изрядно обидно: похоже, крепкое "мы втроём" распалось на двух героев и одного забытого. Причём, забыла о нём, кажется, и Тарсе: не происходило, считай, ничего. Ну, осада, конечно. Но осада случилась не с Ликтом, а больше уж с… "героями". Теперь же — чьими молитвами? — дела налаживались…

— Ты заходи! — крикнула девчонка, скатываясь с окна — внутрь. — Погоди, сейчас я спущусь, впущу!

Сбежала она вниз мигом; похоже, и правда бежала.

— Заходи, — засуетилась она, открыв сперва нижнюю половину двери почему-то, так что голос звучал глуховато. — Заходи. Ты не сильно занят? — искательно спросила она. — А то скучно очень…

Ликт занят не был. Обязанности его сводились к нулю, если говорить откровенно. Но говорить откровенно с симпатичной девчонкой Ликт не собирался. Поморщился.

— Да вообще-то… А что, Реана скоро вернётся? — по возможности деловито спросил он, входя.

— Где там, — обрадовано закрыла дверь девчонка. — Меня Дайре зовут. Дай Тиарсе, если к вечеру. У них там опять эти старики засели умничать, а она сказала, что Раир сказал, что один не выдержит шести часов маразма… Ой! — она дурашливо прикрыла рот пальцами. — Это не я сказала!

Ликт рассмеялся заливисто, как ребёнок.

— Узнаю обоих!

Он не стал добавлять, что узнаёт едва не впервые за всё время в Эрлони. Узнаёт ту Реану, с которой сидел у одного костра и скакал наперегонки в белой арнакийской пыли. И того Раира, с которым плыл по Арну и Внутреннему морю. Их, а не этих трагических героев со скорбными лицами, в каких они превратились тут.

— Как я тебе завидую! — вздохнула Дайре. — Мы с ней чуть не каждый день видимся, а ничуть не друзья. Она меня вовсе всерьёз не принимает. Так, как котёнка гладят. Я её расспрашиваю, а она плечами жмёт, — говорила Дайре, ведя Ликта за лазарет, во двор, под яблони с начавшими наливаться яблоками. — Мол, чего там рассказывать, прошлась, мол, по Равнине, сперва с вами двоими, значит, потом сама, а потом — в Эрлони. Про землянику рассказывает, какую она в горах горстью ела. Или про мосты арнерские. Я что, мостов или земляники не видела? А с вами же, наверное, такое приключалось…

Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь рассказал о приключениях, что кто-нибудь не выдержал. Да. О, как он рассказывал! Призывая в свидетели всех Вечных, кроме Килре, хотя один только покровитель вдохновенного вранья и согласился бы свидетельствовать о таких фантастических происшествиях. Одних только событий не было в рассказе: правдоподобных. Яблони укоризненно качали ветками. Стена, невидимая под густым плетением винограда, едва удерживалась от того, чтобы с хохотом осыпаться. Дайре слушала, ахая так часто, что закрывать рот было некогда. И Ликт готов был продолжать хоть до Порога полуночи — ради этого восхищения и детского счастья в непритязательно серо-голубых глазах.

Через час после заката начался очередной совет, где снова было много ругани, много красивых цитат и мало рациональных идей. Но ругань воодушевлённо раздувалась десятками голосов, цитаты ширились, сталкивались, и призраки великих мудрецов древности злобно дрожали бородами над головами своих потомков, испуская призрачные вопли и потрясая посохами. Усилиями Раира удавалось направлять крикунов, и в результате ругались они по делу. Дело от этого не двигалось.