Татьяна Шуран - Матка

…вдруг оказалась в пустом темном помещении, похожем на подвал. Потолок нависал над самой головой, маячили облезлые сваи, вдалеке мерцал свет и слышался неясный шум. Беля нерешительно пошла вперед, пытаясь что-то разглядеть. Мелькнули уродливые, прихрамывающие и сгорбленные, но устрашающих размеров силуэты и хлесткие, длинные кнуты, обвивавшиеся вокруг залитой кровью хрупкой фигурки. Внезапно Беля отчетливо различила и надежно связанные, закрепленные на крепком крюку в потолке ноги жертвы, и притянутые к такому же крюку в полу тонкие руки, и закрытое застегивающимся, как намордник, кожаным кляпом лицо, и разбрызганные повсюду клочья одежды, кожи, плоти, которые срывали ударами кнутов полуразложившиеся зомби, и утомительный, густой запах тления и крови…

…в то же мгновение ее что-то дернуло за ноги, протащило по полу и рвануло вверх; хрустнули суставы в плечах — так больно веревка, обвившая запястья, вытянула руки, но крикнуть Беля не смогла — пол-лица закрыл массивный кляп, а потом перехватило дыхание — тяжелый удар кнута отозвался в теле, как электрический разряд, а следующий оглушил, как гром. Кнуты засвистели вокруг Бели без перерыва; несколько мгновений она еще видела блестящий от крови пол и неестественно вывернутые, тяжело ступавшие ноги зомби в стоптанных ботинках, а потом глаза залила кровь. Беля поняла, что умрет, еще до того, как почувствовала, что умирает: она знала, что воспитательная порка может быть болезненной, но не оставить даже видимых следов, не говоря уже о травмах, а если здоровью жертвы причиняют непоправимый вред, буквально разрывая на куски, — значит, не жалко. И все же прошло немало времени прежде, чем какой-то из ударов показался ей более мучительным, чем предыдущие, словно добравшись до самого сердца, и боль стала невыносимой — сознание начало меркнуть, и Беля глухо застонала, пытаясь сбросить с себя темноту — но не услышала собственного голоса, и свет медленно отступил от нее…

Беля вздрогнула и машинально выбросила руку вперед, размозжив тянувшуюся к ней морду твари. Вцепившаяся ей в плечо клешня, чавкнув, разжалась, но Беля, стиснув зубы, сосредоточилась и, не обращая внимания на онемевшую от раны руку, оттолкнула здоровой рукой третью тварь и призвала световой поток. Движения имаго замедлились, и Беля вытянула из храмового госпиталя немного целительного света, чтобы остановить ручьями льющуюся кровь. Времени хватило даже на то, чтобы частично вылечить плечо, хотя наносить удары раненой рукой Беля теперь избегала. Однако травма и кошмарное видение придали ей решимости, напомнив о беспощадности и коварстве родителей — Беля стала сражаться расчетливее, настойчивее расчищая себе путь сквозь мельтешение тварей, увереннее маневрируя по пещере. Чтобы догнать Матку, она решила применить несколько рискованных приемов с телепортацией и опередить внимание Матки непредсказуемыми перемещениями. Осознав значение сохранности собственного здоровья, Беля не жалела боезапаса на выходе из пустоты в окружении неизвестного количества врагов, и постепенно в пещере появилась замкнутая система блокирующих Заповедную Высоту излучателей. Приток тварей заметно сократился; конечно, рой мог прибывать из четвертого измерения за пределами световых стен и пробираться к месту сражения по лазам из соседних подземелий, но все же теперь имаго не шли сплошной стеной. Беля заметила, что Вторая форма пытается физически проломить ходы в смежные пещеры, и не пожалела рассеянного света, чтобы остановить ее; у Бели даже закружилась голова от усталости — громадная, неуправляемая туша, метавшаяся в потоке шумовых помех, вызывала в сводах чудовищные удары, но Беле удалось в основном погасить их силу, одновременно запечатав пещеру дополнительным кольцом излучателей — теперь неизмеримые подземные пустоты гудели, как колокол, и сияли таким ослепительным блеском, что время от времени Беля для удобства закрывала глаза и прислушивалась только к ощущениям тела. Она продолжала сражаться с имаго, но обратила внимание, что Вторая форма, запертая теперь в достаточно обширном, но все же ограниченном пространстве, перемещалась, стараясь держаться от Бели как можно дальше.

Сейчас, оставшись с многочисленным, но все же измеримым контингентом рабочих особей, Матка сделала ставку на качество поединка и внушала нападавшим на Белю тварям такие виртуозные виражи, такие непредсказуемые броски и удары, которых никогда бы не обеспечило стандартное фоновое управление. Беле теперь приходилось тратить на каждую особь неизмеримо больше времени; имаго искусно уворачивались от ее атак, нападали слаженно, наверняка, непривычной расчетливостью и точностью движений смутив Белю; к тому же она чувствовала вдоль блокирующих стен света назойливое блуждание Заповедной Высоты, искавшей уязвимое место в защите, а своды подземелья буквально дрожали от пытавшихся обрушить их тварей — со всех сторон сыпались каменные осколки, и хотя Беля знала, насколько приблизительно еще хватит надежности излучателей, все же ей показалось, что времени у нее исчезающее, смертельно мало…

В этот момент одной из тварей все же удалось ударить ее наотмашь по лицу; в голове зашумело, на мгновение Беля растерялась, и другая тварь цепко схватила ее сзади за руки, а третья, свалившись откуда-то сверху, воткнула острую клешню ей в живот. Дыхание перехватило и…

…Беле показалось, что она вошла в небольшую, тесную комнату. Значительную часть помещения занимала громоздкая, покрытая багровыми потеками машина, от которой исходил запах крови, ощутимый почти как физическое прикосновение. Беля знала, что стены здесь очень прочные и звуконепроницаемые, а машина — экспериментальный механизм по выработке у испытуемых выносливости вплоть до нечувствительности к несовместимым с жизнью повреждениям. И хотя Беля чувствовала, что заглядывать в машину опасно, все же что-то подсказывало ей, что посмотреть неизбежно придется.

Беля осторожно приблизилась и раскрыла отсек, предназначенный для организма. Там ворочалось, как ей поначалу показалось, нечто бесформенное. Беля отступила на шаг и встревожено наблюдала, как через край отсека перевалилось существо, оказавшееся человеко-червем: окровавленный безногий, безрукий, лихорадочно извивающийся торс и человеческая голова. Беля оцепенела, не зная, что предпринять: уродец казался беспомощным и отвратительным одновременно; однако он вдруг резко поднял голову, взглянул ей прямо в лицо — и Беля встретила совершенно осмысленный, полный исступленной ненависти, кровожадный взгляд.

Она осторожно отступила на несколько шагов, натолкнулась на стол и неожиданно нащупала среди бумаг пистолет. Человеко-червь развернулся, сделал движение в ее сторону, свалился с машины на пол, с видимым усилием пришел в себя после удара, но снова отыскал Белю взглядом и, вытягиваясь, как гусеница, пополз к ней.