Вера Камша - Синий взгляд смерти

— Теперь фы толшны фозфрашатся и оттыхать, — объявил на весь бергерский лагерь отконвоированный к самой палатке барон. — Здорофый зон и хороший зафтрак — ознофа фоинской тоблезти. Топрой нотши. Зафтра я буту готоф оценифать фаши нафыки.

— Доброй ночи, господин барон, — учтиво попрощался с палаткой Придд и вскочил в седло.

Арно послал Кана наперерез.

— Нам по дороге, не так ли, сударь?

— Я возвращаюсь в полк, — объявил Придд.

— Я провожу вас. Полковник, у меня к вам дело.

— Вот как? — Придд ушей не прижал, за него это сделал его серый; ничего, потерпит, как и Кан. — Я внимательно слушаю.

— Я получил письмо от матери. — Он поговорит с этой... заразой, Леворукий ее побери! Спокойно поговорит, очень спокойно! — Я обращаюсь к вам в том числе и по ее просьбе. В Нохе появились призраки. Это монахи, и мать считает, что они туда... ну, переселились, что ли. Очень может быть, что из Лаик. Кардинал с этим согласен. Вы его знаете лучше меня, мать считает этого Левия человеком умным.

— Я целиком разделяю мнение госпожи графини.

Ну и как с ним таким прикажете... беседовать? Да легче...

— Возможно, вы разделите и мнение о том, что происходящее в Нохе важно. Мать знает, что мы видели лаикских призраков, и просит написать про них все, что вспомнится. Любую ерунду. Вы в ту ночь разгуливали по Лаик и тоже могли их встретить.

— Я не видел лаикских монахов ни в ту ночь, которую вы имеете в виду, ни в любую другую. Могу я узнать, почему госпожа графиня связывает призраков Нохи именно с Лаик?

— А... а разве есть еще какие-то?

— Супруга Эктора Придда в своих записках упоминает монахов Доры. До Франциска там была обитель Милосердия.

— Дора?! Никогда о таком не слышал.

— Те, кто ломает, обычно не стремятся донести до потомков подробности. — Валентин ловко осадил щерящегося мориска, вынуждая идти голова в голову с не менее злющим Каном. — Аббатствами, если так можно выразиться, занимались Франциск и ныне святой Ариан. Они начали с Доры, и вряд ли случайно. Поводом могли стать и призраки, но причина, на мой взгляд, была в настоятеле, который в самом деле пытался проявлять милосердие. Моих предков он, во всяком случае, укрыл.

— Франциск не трогал женщин и детей. Вот если б ваш аббат решил укрыть Эктора...

— Если вы думаете, что я стану защищать маршала Эктора, вы очень ошибаетесь. Он принадлежал к тем отцам семейства, чьи дети и жены могут выжить лишь чудом, но мы несколько уклонились от предмета нашей беседы.

«Уклонились от предмета...» Разрубленный Змей! Уклонились! Эктор свою семью хотя бы не угробил, а вот Вальтеру это почти удалось, даже если забыть про Джастина.

— Вы не думаете, что монахи в Лаик пришли из Доры? — Кан упорно нарывался на ссору, но Савиньяки лошадиным капризам не потакают, тем более при «спрутах».

— Не думаю. — А у Придда особо не забалуешь! — Катершванцы упоминали, что лаиские призраки несли знак ордена Знания, а призраки Доры принадлежали к ордену Милосердия. Если следовать этой логике, призраки Нохи должны быть собратьями Валтазара по Домашнему Очагу. Как они выглядят?

— Мать предпочитает спрашивать. Я напишу ей про Дору? С вашего разрешения...

— Напишите.

— Если вы... будете столь любезны, что расскажете.

— Извольте. Герцогиня Гертруда укрылась в Доре наутро после гибели Эрнани. Следующей ночью впервые за несколько сотен лет в аббатстве видели призраков. Одни связали их появление с победой Франциска, другие — со смертью короля, третьи — с тем, что в обитель допустили женщин, но мои предки, в отличие от призраков, в Доре не задержались.

— А когда они пропали?

— Насколько мне известно, мои предки никуда не пропадали и благополучно покоятся в усыпальнице Васспарда. У вас есть другие сведения?

— Фу ты, кляча твоя несусветная! — Можно подумать, он не понял! — Я о монахах...

— Я рад за моих предков. Когда из Доры исчезли призраки — неизвестно, но это было не раньше, чем из обители выселили живых монахов, и не позже, чем там устроили тюрьму. Графиня Савиньяк сейчас в столице?

— Да.

— Если архив Ариана уцелел, в нем может что-то отыскаться. Я могу добавить, что призраки появлялись всегда после полуночи и всегда в одном и том же месте, причем не сразу. Сперва вспыхивало зеленое бездымное пламя, затем начинал звонить колокол и наконец из-за поворота показывалась процессия. Монахи попарно пересекали храмовую площадь, обходя огонь, и исчезали. Я был в Доре всего один раз, к тому же аббатство перестроили, так что могу ошибаться, но мне кажется, сейчас на месте призрачного костра расположен довольно неприятный фонтан.

— А когда монахов видели до того? Ну, до Франциска?

— Во время чумы. Есть сведения, что изначально это был так называемый моровой ход. Постойте... Я знал этот кусок из записок герцогини Гертруды наизусть. «Колокол звонил, святые братья шли и умирали со свечами в руках. Через них переступали и шли дальше. Мор прекратился, когда в последнем аббатстве умер последний монах. Умер, не прекращая молить Создателя о милости к обреченному городу...»

Монахи Лаик тоже могли... переступить. Ну и разговорчик вышел, да еще на ночь глядя, после такого под кровать полезешь.

— Жутковато. — Искушение подъехать поближе к спутнику Арно преодолел лишь благодаря рвущемуся в драку Кану. Лошади не думали о монахах и чуме и вообще были восхитительно живыми и понятными. Как и уже близкие костры, а вот к Ариго возвращаться придется одному.

— В детстве меня пугало моровое шествие, — неожиданно признался Валентин, — и особенно зеленый огонь. К счастью, то, что страшит неясностью, при ближайшем рассмотрении становится четче и понятней, а значит, слабее.

— И когда вам пришла в голову такая чушь?

— Точной даты не назову. Это было в середине прошлых Осенних Скал.

— В Багерлее?!

— Да.

— И как там? — Более дурацкого вопроса не придумаешь. Дурацкого и гадкого. — Извините.

— Ничего страшного. Что до Багерлее... Вы ведь бывали в лекарском обозе. На дознании время от времени достигают сходных результатов, только неприятель не знает, кого именно калечит, к тому же он намерен победить не одного, а безликих «всех». Я, по крайней мере, вижу разницу именно в этом...

Разницу он видит!

— Только не поймите меня превратно. Я был вынужден присутствовать при подобных разговорах, но меня самого расспрашивали иначе.

— Я тебя когда-нибудь убью!..

— У вас не получится. До нападения из-за угла с ножом в вашем доме не опустятся, а фехтую я сейчас лучше. Вам следовало бы начать заниматься с бароном Ульрихом-Бертольдом и графом Ариго. Или со мной.

— С тобой?!