Вячеслав Шторм - Звени, монета, звени

– Да будет так!…

А еще мне послышались еле слышное хлопанье крыльев слабый, удаляющийся крик:

– Дур-рак! Пр-рощай, дур-рак! Пр-роща-а-а-а…

Кругом всё белое. Стены. Потолок. Постель.

Где я?

Сколько прошло времени? Часов? Дней? Лет?

Я лежу на белой постели и смотрю в белый потолок.

– Доброе утро, Фрэнк.

Фрэнк? Это слово так знакомо… Нет, не слово. Имя…

Фрэнк, ты где, непоседа?! Быстро мой руки – и за стол. Обед стынет…

Фрэнк, сынок! Принеси мне молоток! Сегодня мы с тобой будем учиться забивать гвозди…

Фрэнк… Какой ты сегодня смешной. Так смотришь на меня, как будто в первый раз видишь свою подругу детства…

Назови свое имя, желающий вступить в Алое Братство.

– Фрэнк. Меня зовут Фрэнк…

– Как ты себя чувствуешь, мальчик?

Напротив меня сидит Делонг. В парадном алом облачении главы Братства, золотой кованый пояс оттягивает перевязь с мечом. В зеленых глазах – легкая грусть.

– Не… знаю… Хорошо, наверное…

– Я рад.

В этом всем есть что-то неправильное. Я не должен быть здесь, а уж он-то – и подавно. Ведь это лазарет?

– Да.

Я что, думаю вслух? Так я болен? То-то мне казалось, что я видел какие-то странные вещи…

– Какой сегодня день?

– Пятый день Месяца Дождей.

– Пятый… Когда коронация Шандора?

Делонг не отводит взгляда. Хотя я почему-то уверен, что ему очень хочется.

– В Лайдоре уже восемь поколений нет короля, Фрэнк. Владыка Шандор же по-прежнему – лишь глава Дома Стоящего Льва.

– А кто же правит страной?

– Избранный три дня назад совет, мальчик. Во главе его стоит лорд Грэм из Дома Лежащего Льва.

Слава Четырем! Значит, я всего лишь бредил…

– Знаешь, Великий… Только не смейся, пожалуйста… Я, наверное, был тяжело болен, поэтому мне мерещилось такое…

Делонг чуть прикусывает нижнюю губу, нервно сплетает и расплетает пальцы. Нет, мне не мерещилось – мне сейчас мерещится. Только в бреду и можно такое увидеть: Делонг Невозмутимый – нервничает. Вот друзья бы посмеялись…

– Знаю, Фрэнк, знаю… – наконец произносит глава Братства. – Ты и вправду был в некотором роде болен… А вот по поводу всего остального…

Стоп! Стоп, стоп, стоп! Я только сейчас это осознал! Мне не послышалось, и я не брежу. Не может же, в самом деле, бредящий осознавать то, что он бредит.

…Отныне ты более не Фрэнк, сын плотника Ригата из селения Горелая Низина. Имя твое – послушник, и только так будут обращаться к тебе все в Цитадели: от главы Братства до прачки. Если же упорным трудом заслужишь ты великую милость Четырех, то сможешь стать принятым. Если же и потом не оставят Они тебя своей милостью, то все воины Цитадели назовут тебя братом…

– Выслушай меня, мальчик. Я не имею права просить простить меня, поэтому не буду этого делать. Просто выслушай не перебивая. Это не приказ главы Братства, Фрэнк. Просто просьба одного мужчины – к другому.

Делонг встал. Сделал несколько шагов по комнате. Остановился. Посмотрел на меня. Подошел обратно к своему стулу. Сел. Вновь посмотрел. От его взгляда я мгновенно покрылся гусиной кожей. Где-то я уже видел такой взгляд…

…Сынок, твоя собака не больна… Видишь ли, Клыку просто очень много лет, Фрэнк. Собаки ведь тоже стареют, как и мы, как и всё, что сотворили Четыре. Стареют и умирают. Только Они отмерили собакам не такой длинный срок, как людям. Ты ничего не сможешь с этим поделать, Фрэнк, и я, и мама и никто другой… Когда-нибудь все мы уйдем туда, куда скоро уйдет твой пес. Так заведено. Пойми и прими это, мальчик. я не прошу, чтобы ты полюбил смерть, но от нее никуда не денешься. Просто пойми: она есть…

– Великий!

– Потом, Фрэнк. Все вопросы – потом. Обещаю… клянусь – я отвечу на все твои вопросы, если они у тебя еще останутся к тому времени. А сейчас просто послушай. Четыре видят – мне и так нелегко.

Делонг замолчал. Он молчал долго. Наконец вновь заговорил, и даже не по голосу – по всему его облику я вдруг понял, что сидящий передо мной мужчина уже никогда не будет тем великим Делонгом из Алого Братства, которого знал в лицо каждый мальчишка в Лайдоре. И еще я почувствовал, что сейчас он, и без того давно разменявший пятый десяток, постарел сразу на несколько лет.

– В ту ночь, когда ты сидел в своей келье и внезапно услышал мой голос… В моем кабинете никого не было, Фрэнк. Ни Шандора, ни Деметрия, ни Невора. Вообще никого. Я говорил, обращаясь к стене.

Ты сейчас думаешь, что я жесток. Это так. Может быть, тебе даже хочется меня убить. Поверь, мальчик: если бы это что-то изменило бы… если бы я смог всё переиграть, повернуть время вспять… Я не оправдываюсь, Фрэнк. Это было бы глупо, неправильно и еще более жестоко. Ты вправе осуждать меня и не верить мне, но даже солги я – это всё равно ничего бы не изменило.

Почему я сделал это? Не знаю. Клянусь всем, что для меня дорого, клянусь именем Четырех. Просто в эту ночь я вдруг почувствовал, что должен испытать тебя в последний раз. Для тебя это должно звучать чудовищной издевкой, но ты лучший из всех послушников, каких я когда-либо видел. Намного лучше того меня, каким я был когда-то, и, без сомнения, того, каким я стал сейчас. Мы – как меч, Фрэнк. И меч, и донный нож делают из стали, но будущему мечу приходится намного, намного хуже. Если же мастер хочет получить выдающийся меч… Я как на ладони видел твое блестящее будущее в Братстве, мальчик. И в том, что произошло, лишь моя вина. С ней я проживу весь срок, который мне отмерили Четыре.

Найджелл, Ренар и Уриэн получили от меня приказ… Клянусь, даже я не предполагал, что ты так хорош! Они навалились на тебя с трех сторон, одновременно, трое лучших бойцов Братства… Сейчас, вспоминая ту ночь, я уверен: если бы не мой приказ лишь обезоружить тебя… если бы ты не остановился… ты перебил бы их всех. Хотя что я говорю! Ты и так лишил Братство двух великолепных воинов.

– Двух?

Внутри меня что-то словно обломилось. Оборвалось с резкой, мгновенной болью.

– Ты убил Уриэна, Фрэнк.

Словно со стороны я услышал собственный голос. Мертвый:

– Первая Заповедь, Великий?

– Первая Заповедь, мальчик.

…Пусть потухнет солнце, пусть небо и земля поменяются местами, пусть произойдет всё – но никогда член Алого Братства не поднимет руку на брата своего. Знайте и помните: убивая алого воина, вы лишаете жизни двоих…

Делонг вновь замолчал. Я тоже молчал. Он был прав, великий Делонг, убивший меня. Прав во всём. Ничего нельзя было исправить. И вопросов у меня не было. Ни одного. У меня вообще ничего больше не было. Ни жизни. Ни цели. Ни имени.