Карина Шаинян - Корабельный пес

Карина Шаинян

Корабельный пес

Обходил поверху скальный прижим – внизу с ревом вскипали волны, брызги долетали до лица, заставляли вздрагивать. Точно о такую стену разбился их корабль. Часть людей выбросило на скалы: вода поделилась добычей с берегом, и камень благодарно принял свою долю. Ахено скормил тела морю, одно за другим. Постоял, чувствуя, как валится на плечи одиночество. Выжили только двое – он, Ахено Бессмертный, и Проводник – потому что должен был выжить. Проклятый пес, соглядатай. Весь путь не скрывал своей неприязни, смотрел с презрением, в конце концов Ахено приказал запереть его в трюме. Корабельный Пес выплыл – со скалы было видно, как мечется на сером песке пляжа палевая тень.

Пес носился по отливной полосе, фыркал в мелкие лужи. Прыгал с размаху двумя лапами, поднимая фонтаны воды и песка – ловил мелкую рыбу, не ушедшую с отливом. «Веселится, сволочь», – подумал Ахено. Засвистел – проводник шарахнулся, замер настороженно, – одичал, одичал, – и с воем бросился к Ахено, молотя хвостом. Со свалявшейся шерсти летели мутные брызги, запах псины перебивал соль и водоросли. Пес прыгал на грудь, стелился брюхом по песку и снова прыгал, драл мокрыми когтями по животу.

– Все наши погибли, – сказал Ахено, неуверенно почесывая пса между ушами. – Море их съело. Твои братья проводили их?

Страж преданно заглядывал в глаза, поскуливал, только что не кивал. Ахено присел на корточки, обнял пса за мокрую шею, вздохнул. Оглядел обломки корабля, выброшенные на берег, и побрел вдоль берега на север.

«Обманул! Обманул!» – стучало в голове. Корабль разбит, спутники погибли, не вернуться. Добился своего, старый бурдюк. Ахено останавливался, топтался по берегу, пинал космы водорослей. Идти было бессмысленно. Не идти – невозможно.

Кормился ребристыми ракушками, пил из редких ручьев, теряющихся в прибрежном песке. Третьим вечером вышел на деревушку – несколько домов, серебряных от соли, сети, лодки на берегу. Рыбаки встретили почтительно, приветствовали на языке, странном уху, но понятном уму. Называли Человеком-из-за-Моря, накормили, устроили спать на охапке травы. Ни о чем не спрашивали, не удивлялись, не шептали за спиной, даже не разговаривали почти – обходились жестами. Лишь хозяин дома, где ночевал Ахено, крепкий еще старик с воспаленным от ветра и холода лицом, бросил небрежно: «За реку, значит?». Ахено не ответил, отвел взгляд. Хозяин пожал плечами.

– Мы все здесь знаем, куда ты и зачем, Человек-из-за-моря. – Он помолчал и добавил: – Мы могли бы тебя убить, но тогда придут другие, – и еще сказал: – Сказками о тебе будут пугать наших детей.

– Не обо мне должны быть эти сказки, – огрызнулся Ахено. – Если ты все знаешь, должен знать и это.

Ему не ответили.

С утра дали в дорогу сухой рыбы. Ахено ушел, делая вид, что не слышит, как поют вслед женщины – ту же песню на свой лад выводил, бывало, лунными ночами Проводник.

Проводник всегда трусил рядом. Он вспоминал, как в пропахшей бумагой комнате хозяин, не Ахено, а другой, главный хозяин, ласковый и страшный, водил пальцем по хрусткому листу. Говорил, тяжело роняя слова. Ахено кивал, и глаза у него были, как галька на морском берегу.

– Ты зовешь меня другом, – говорил Ахено. – Я тебе верю. Но смотри же: ты смертен, и если я останусь в тумане – мы встретимся. Я отгоню твоего проводника камнями, а душу отравлю словами, горькими, как морская соль.

– Ты уже отравил мне душу, Ахено Неверующий, – отвечал Главный, вздыхая. – Братья теряют разум, и в этом твоя вина. Ты ведь не можешь ничего принять на веру, тебе нужно знать. Ты не сможешь отказаться и не поехать, Ахено Любопытный.

– Не смогу. Я добровольно уйду в туман, и ты будешь ставить в пример братьям Ахено Раскаявшегося. Этого хочешь?

– Да. Но верь – я не обманываю тебя. Уйти в туман – не самое страшное, что может с нами случиться.

– Расскажи это тем, кто ушел. Ты не хочешь избавиться от меня? Убить ты меня не можешь. Запереть не можешь – братья с тебя спросят. Велеть замолчать не можешь – я не послушаю тебя. Заманить в туман и оставить – что еще остается?

– Отрезать язык, например, – усмехался Главный. – Но ты же начнешь писать, Ахено Крикливый.

– Я вернусь и расскажу, что на той стороне нет ничего, кроме тумана и потерянных душ, и мудрый не ждет. Что проводники – не проводники вовсе, а стражи, как и в этой жизни. Пугают умерших клыками, чтобы не докучали всезнающему глупыми вопросами, – Ахено щурился, и ядом брызгали слова: – А может, его и нет вовсе?

– Так пойди и проверь, – отвечал Главный. – Корабль снаряжен, и Проводник устал от наших разговоров.

Поющий для Луны лежал, уткнувшись носом в хозяйские туфли, мел хвостом по дощатому полу. Хозяин почесывал ногой его брюхо, стараясь не задеть шрамы на боку, нагибался, кряхтя. Халат расходился на груди, в нос шибало теплым и добрым: старым телом и едой. Пса хватали за морду. Говорили – рано ушел в проводники, Пес, поторопился, пришлось вернуть. Отведешь Ахено, сделаешь нужное – и беги, играй с братьями, води потерявшихся в тумане. Главный выпрямлялся и снова перебирал бумаги, одни – в мелких паучках, другие – в плавных линиях. Крутил шар, криво насаженный на палку. Снова бросал в Ахено словами – вот здесь можно перейти, не оставив тело. Найдешь, увидишь, вернешься, расскажешь. Вернешься, мой друг, Ахено Бессмертный, Ахено Усталый. Корабельный Пес тебя проводит. Корабль может разбиться, но тебе он будет уже не нужен. Вернуться легко – перейдешь реку, и дома. Только помни, что хочешь домой. Мечтай о доме, желай его. Лицо Ахено каменело, и зеленые глаза превращались в щели. Главный нагибался снова, тянул пса за ухо, спрашивал – правильно? И Поющий для Луны стучал хвостом, кривя губы в улыбке.

Корчась на вершине мыса под ледяным ветром, Ахено увидел наконец дрожащую в холодном мареве свинцовую нить. Торопливо спустился со скалы, съезжая на заднице и обдирая локти, и почти побежал по плотному песку. Жадно хватал стылый воздух, – ныли десны, стучало в висках, и это было хорошо. Когда кровь бьется в нёбо – проще верить.

В устье ревели волны, сшибаясь с течением: соленая вода дралась с пресной, завивалась пенными воронками. Проводник заскулил, завертелся, внюхиваясь в песок, и побежал вверх по реке. Ахено зашагал следом, почти спокойный.

Вечный рев моря превратился в ворчание и вскоре вовсе затих, заглушенный километрами отравленной солью степи. Ахено спустился к берегу. Свинцовая рябь катилась к морю беззвучно, и человеку стало не по себе. Отвык от тихой воды.

– Здесь, пожалуй, переправимся, – сказал он Псу нарочито громко.

Из тумана выныривали собаки, обнюхивались с Проводником, слабо шевелили хвостами и убегали обратно в клубы пара. Ноги путались во влажной траве, серой, мертвой. На ее фоне Поющий для Луны иногда становился почти невидимым, и Ахено обмирал – вот сейчас растворится в траве, скроется в тумане. Так и задумано, так и должно случиться – Псу приказано бросить его на берегу теней, а не вести к мудрому.