Чарльз де Линт - Покинутые небеса

— Ты слышала об этих девчонках-воронах от Джека? — спросил он.

Кэти кивнула. Теперь, когда он задумался, Хэнк вспомнил, что тоже слышал о них, вот только ему никак не удавалось припомнить, с какой именно историей они были связаны. Помнил только, что они всегда появлялись парой, всегда были готовы к очередным проказам и жили во времена Дзен. Согласно утверждениям Джека, внутренний мир людей изменялся после любой встречи с ними.

Хэнк потрогал плечо. Конечно, все изменилось. Раз уж ты допускаешь существование этих девчонок, приходится пересматривать свое отношение к окружающему миру.

— Ты веришь всему, что говорит Джек? — спросил он у Кэти.

Она покачала головой:

— Джек говорит, что она не может меня убить, но он ошибается.

— Кто это «она»? — удивился Джек.

— Моя сестра.

— Я и не знал, что у тебя есть сестра.

— А ее и нет. То есть теперь нет. Все так запутано…

На несколько минут между ними повисла тишина.

— Нельзя ничего гарантировать, — наконец нарушил молчание Хэнк. — Это всякий знает. Любой из нас может пострадать. Но может, Джек имел в виду, что мы не дадим тебя в обиду — по крайней мере без борьбы.

— В этом случае мне никто не сможет помочь, — сказала Кэти. — Так сложились обстоятельства.

Слова Кэти не понравились Хэнку.

— Дай мне адрес, и я попытаюсь разобраться с тем, кто тебя беспокоит.

— Дело совсем не в этом, — ответила Кэти.

— А в чем же дело?

Хэнк считал, что существование девчонок-ворон невозможно, но через полчаса он уходил от школьного автобуса с историей еще более странной, чем та, что привела его сюда.

Когда Хэнк добрался до магазинчика Тони на Флуд-стрит, который отстоял на несколько кварталов к северу от Грейси-стрит, он порядком притомился. Обычно с утра приблизительно часов до четырех дня он спал, потом завтракал, когда большинство людей уже задумывались об обеде. Сейчас часы показывали половину четвертого, и Хэнк это чувствовал. Глаза слипались, во рту появился неприятный привкус. Все имеет свои пределы, особенно его нервная система.

Видимо, он слишком стар для ночных бдений, решил Хэнк, закрывая за собой дверь магазинчика.

На вертушке крутилась пластинка с песней группы «Энималз», и акустическая система создавала впечатление, что ансамбль все еще существует и выступает прямо в магазине. У Тони с таким же успехом можно было услышать что-нибудь из классики, например саксофон Лестера Янга, фортепьяно Глена Гоулда или любимца Мота Вилли Бокскара, а также что-то в исполнении местных панков, например Аннабел Блю. Такое это было местечко. У магазина даже не было вывески, а надпись на листе бумаги в окошке гласила: «Подержанные пластинки и кассеты». Речь шла только о виниловых пластинках и пленках. Никаких лазерных дисков. Уговорить Тони перейти на цифровые носители было невозможно. Большую часть посетителей составляли диджеи из соседних клубов. Прибыль приносили почтовые заказы, поступавшие со всего света.

Тони отреагировал на появление Хэнка невеселой усмешкой. Хозяин магазинчика напоминал Хэнку увеличенную марионетку чревовещателя с веснушчатым лицом под копной вьющихся рыжих волос, зачесанных вверх и назад. На нем было слишком мало мяса — худощавый, узкобедрый, с длинными руками и ногами, однако Тони был более сильным и выносливым, чем казался с первого взгляда. Хэнк познакомился с ним в колонии для малолетних преступников. Единственная причина того, что Тони до сих пор оставался на свободе, — деньги Хэнка, вложенные в магазин и позволившие начать легальный бизнес. Любовь к музыке была основной страстью Тони, и у него хватало ума не рисковать всем ради быстрой наживы, а уж это точно привело бы его обратно за решетку. Может, и не сразу, но наверняка.

— Плоховато выглядишь, — произнес Тони вместо приветствия.

— Я еще не ложился.

— Хочешь поваляться пару часов в задней комнате?

— Пока нет, — ответил Хэнк. — Возможно, попозже. Есть что-нибудь новенькое?

— Если ты хочешь спросить о своих кассетах, — с улыбкой произнес Тони, — то я их еще не скопировал. Я же говорил, что они будут готовы не раньше пятницы.

Где бы ни обнаруживал Хэнк виниловые пластинки, он всегда приносил их Тони, а взамен получал магнитофонные записи всего, что принес. В начале недели он обнаружил коллекцию, в которой одна из пластинок была датирована 1957 годом.

— Может, я просто заглянул к тебе на огонек, — сказал он.

— А может, для того, чтобы узнать, кто звонил.

— И это тоже.

— Никто не звонил, — сказал Тони. — Но забегал Марти. Интересовался, не сможешь ли ты добыть для него информацию по делу, которое он сейчас ведет.

У Мартина Кейна имелся офис на Келли-стрит, и он заходил в магазинчик несколько раз в неделю ради новых записей блюзов. Хэнк частенько занимался кое-какими расследованиями по его поручению.

— Это спешно? — спросил Хэнк.

Тони покачал головой:

— Он просил тебя позвонить в начале следующей недели, а это будет вторник, поскольку понедельник — праздничный день.

— Хорошо.

Как только Хэнк вытащил из кармана джинсов визитную карточку, Тони подвинул к нему телефонный аппарат.

— Предстоит свидание? — спросил он.

— Тебе известно что-то, чего не знаю я? — улыбнулся Хэнк.

Он набрал номер Лили и услышал гудки на другом конце линии.

8

В одном Мот был совершенно уверен: Хэнк никогда не лгал.

Неважно, насколько неправдоподобной казалась рассказанная им история, но раз Хэнк говорил, что все видел сам, значит, так оно и было. И Моту не требовался шрам на плече в подтверждение его слов. Он требовался Хэнку. Когда тот собирался на свою утреннюю пробежку, Мот заметил неуверенность в его глазах. Казалось, Хэнк больше не верил самому себе, не доверял собственным чувствам.

Вот почему Мот решил посетить бильярдный зал Джимми, построенный еще до войны и до сих пор занимавший весь этаж над ломбардом на пересечении Уайн-стрит и Пальм-стрит. Время еще только близилось к полудню, а зал уже наполовину заполнился посетителями. Люди неторопливо гоняли шары, сидели на скамьях вдоль стен и потягивали пиво, кое-кто заключал пари или договаривался о сделках. Мот опустился на табурет у стойки бара, и Джимми тут же поставил перед ним кружку пенящегося пива.

Джимми не принадлежал к тому типу людей, которых вы пригласили бы к себе домой на воскресный обед, если только ваш отец не был букмекером, мать — официанткой в баре, а бабушка стриптизершей. На первый взгляд он выглядел безобразным толстяком с двойным подбородком, но вместо жира на его теле бугрились железные мускулы. Джимми был круглолицым и волосатым. Его руки до локтей покрывал густой слой черной растительности, волосы курчавились и в треугольном вырезе футболки. К полудню он обычно погружался в состояние уныния.