Ольга Макарова - iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Отлегло? — хмурясь, поинтересовался маг.

— Да… — Ученик шумно выдохнул. — Еще раз спасибо… Аррин.

Все верно: харуспекс, на который Кан давно махнул рукой, не просто выдал жестокое предупреждение, но и начал сыпать пустыми предсказаниями и догадками… совсем как тогда, в Кулдагане, когда стоял вопрос о местонахождении Макса и обеих Хор. Сейчас Кангасску открылось имя мага, а миг спустя он уже знал, чьи это шатры… Бессмысленные мелкие прозрения продолжали капать и позже, и это было ужасно: сквозь такой «шум» никогда не услышать главного.

Шатры же принадлежали файзулам. Когда-то файзульская армия Макса Милиана располагалась здесь лагерем. После войны многие вернулись в степи, но нашлись и те, кто остался.

Файзулов Кангасск видел впервые… Высокие и могучие, эти люди невольно внушали уважение любому. Караван они провожали молчаливыми взглядами, и по неподвижным лицам их мыслей было не прочесть. Хотя Кан чувствовал: глядят на него. На него и на его чаргу. Рыжую, обычно не признающую хозяином никого, кроме файзула, который ее вырастил. И в то же время — везущую на своей спине чужака.

Эанна… о, теперь ее можно было понять. Всю свистопляску чувств и мыслей, всю тревогу, всю печаль… А как иначе должно чувствовать себя разумное существо, увидевшее нечто родное и давно забытое?.. Она вспомнила все: свое детство, свою первую охоту, своего бывшего хозяина… и то, как он погиб — по ее вине отчасти… потому что не уберегла…

Самого же себя Кангасск не понимал. Это место чужое для него, чужое во всех возможных смыслах. Но отчего же в груди так горячо, так больно?.. отчего сердце рвется на части и слезы наворачиваются на глаза?.. Отчего…

Одно было ясно: Кангасск все-таки не зря сюда приехал.

Боль и тревога вскоре улеглись; осталась лишь мысль: предупрежден. Кангасск был уже спокоен и собран как человек, который знает, что делает, когда спешился у подножия Академии Палюстрис.

После отрывистого разговора с охраной, Кан еще минут десять ждал, пока ему опустят мост через ров. Ров, к слову, был полон талого снега, обломков льда и грязи. Хотя, если его однажды засеяли губками, теми самыми Lycopersicon abberata, то, как потеплеет, те разрастутся по всему дну и начнут фильтровать воду; за пару дней вода станет чистой, и в ней будет нырять шустрая рыба грызень, сверкая сквозь прозрачную толщу воды золотой чешуей… Мысли, мысли… они двигались в два потока: и один, мирный и спокойный, вместивший рассуждения о судьбе весеннего рва, исходил от самого Кангасска; другой же — подобный этому самому рву, — по-прежнему полнился бессмысленными предсказаниями.

К примеру, Кан знал, что его приезд здорово переполошил руководство Академии. Гердон все гадал, чего хочет от него Ученик миродержцев, и все больше склонялся к тому, что тот всерьез взялся за установление своей власти на Ничейной Земле и теперь плетет некую хитрую интригу, в которой он, Гердон, тоже получил роль. Оставалось лишь горько усмехнуться всем этим рассуждениям…

Не только у стигов в девяти случаев из десяти коварство не отличается от глупости — у гадальщиков порой тоже.

Мост опустили бесшумно. Ни скрежета механизма, ни грохота окованных железом досок о землю… впечатляет, что и говорить!.. По мосту к Кангасску размеренным шагом направились двое. Амбасиаты.

— Приветствуем тебя, Ученик миродержцев, — с прохладной строгостью произнес старший амбасиат.

— И вам привет, — беспечно усмехнулся Кан. — Могу я видеть Гердона Лориана?

— Да, — кивнули оба, затем старший уточнил: — Он ждет тебя. Только одна просьба: оставь чаргу здесь.

— Хорошо… — Кангасск обернулся к Эанне. — Посиди здесь, Эа, — попросил он, — только не уходи никуда. Я скоро вернусь.

…Чарга в жилом помещении, или в саду, где растут ценные травы, как у Гердона, — сокрушитель тот еще: все-таки зверь большой и любопытный (вместе эти два качества дают порой ужасающий эффект). Так что запрет был ясен.

Кангасску и раньше доводилось оставлять Эанну ждать его на улице; она относилась с пониманием. Но теперь… Едва дослушав до конца просьбу хозяина, чарга порывисто подалась вперед, словно собираясь остановить его, уходящего. И в глазах у котенка была такая мольба, что Кан смутился и даже подумал, а не начхать ли на запрет Гердона и не применить ли ту самую эгоистичную власть, о которой лже-Немаан так жалел…

Кангасск и сам не знал, что его остановило. Возможно, он просто не привык так поступать.

Ученик вздохнул и, подойдя к чарге, ласково обнял ее за шею. «Ну что ты, Эа, — с виноватой усмешкой произнес он, — прям как в последний путь меня провожаешь. Не надо так. Вернусь через час-другой. А может, и раньше вернусь…»

Решение. Маленькое, простое, но судьбоносное. Кангасск знал сейчас одно: он выбрал один из двух путей на развилке, и это мелкое событие не такое уж мелкое в плане его собственной судьбы. И не уверен был Ученик миродержцев, что выбрал правильно.

…Переходя мост, он спиной чувствовал отчаянный взгляд Эанны и с трудом заставил себя не обернуться. Решил так решил. И будь что будет…

Академия Палюстрис — противоречие, выраженное в стекле и камне. Взгляни на многочисленные узкие лестницы, нависающие друг над другом; на изящные изогнутые мостики, что соединяют островерхие башни — красиво! замысловато и сказочно. Но есть и другая сторона: на каждой такой лестнице один человек может сдерживать целую армию; на каждом таком мостике развернет сегмент щита боевая семерка… Стоит тревоге прозвучать над Академией, как все, что просто радовало глаз миг назад, покажет свою обратную сторону…

Взгляни на пышные сады, раскинувшиеся под стеклянными колпаками, сберегающими влагу для болотных растений. Красиво? О да, это похоже на окно в иной мир; только тот, кто жил на болоте или вблизи него, не будет восхищен. Почему? Потому что знает, какая смерть ждет того, кто заденет ненароком цветущий алый бахдэр или вздумает пройти мимо взрослой формы Puer unoculus… Даже выросшие вдали от Зеленой Дельты, даже запертые под стекло, эти растения заставляют бояться себя, бояться и уважать…

И, наконец, взгляни на хозяина Академии, Гердона Лориана, именуемого также Палюсом. На вид ему лет тридцать, обычное его настроение — нахально-жизнерадостное, как у молодого пирата. Палюс обаятелен и красноречив. У него молодая жена, двое детей; сыну шесть лет, дочери — пять. Примерный семьянин, даром что заслужил в свое время запрещающие браслеты.

Но есть вещи, о которых мало кто знает ныне, (и семья Гердона в число этих знающих не входит) — что на самом же деле этому человеку восемьдесят два года; что за плечами его война, Орден Горящего Обсидиана и Черный Алтарь девятерых… Когда он снисходительно улыбается, подумай, не лучше ли тебе бежать со всех ног, нежели улыбаться и шутить в ответ…