Людмила Минич - Ступени в вечность

— Не всегда, — терпеливо ответил Темный, опустив веки.

— А можешь сделать… так, как у людей?

Он усмехнулся.

— Я человек.

Протянул ей руку. Теперь она оказалась «как у всех», но все равно другая. Расслабленная, мягкая. Совсем даже человеческая. Но не в этом дело. Маритха украдкой сжала чуть сильнее, его тонкие пальцы. Вдруг ей только казалось, что они такие… легкие… гибкие… Сердце сжалось, какие-то предчувствия томили его.

— А куда все делось?… — шептала девушка, не понимая, что шепчет. — Оно вернется?

— Никуда. Все собрано внутри. И снова примет прежнюю форму, как только ты позволишь.

Легкая насмешка напомнила ей, что пора бы отцепиться. Девушка с трудом разжала пальцы.

Вспомнилось, как он говорил, что Маритха не видит дальше своих глаз. Даже кожи под его одеянием, не то что дальше. А его глаза видят намного больше, для нее они почти что совершенны… А может, он… на самом деле не похож на человека? Чешуя… ее передернуло… Глупость какая. Мерзость.

Внезапно девушка протянула руку и, наклонившись вперед, коснулась его груди. Странное темное одеяние было очень мягким и очень тонким. Нет, чешуи под ним нет, это точно.

Маритху ослепило. Все вернулось. Мощь вновь окружила Сына Тархи плотным слоем, вовлекая девушку внутрь, и оторваться не было ни сил, ни желания. Она хотела ее, просто жаждала всем сердцем. И столь же сильно ее боялась.

Тело одним движением вскинуло вверх, и девушка закачалась на скользкой опоре, нимало, впрочем, того не ощущая. Она пропустила начало песни, потому что оно не было слышно, ни слов, ни струн. Но оно было. Песня уже жила, и Маритха в ней растворялась, теряя тело, проникаясь его силой. Песня парила над озером, неслась во все стороны, подобно Нитям.

Нити… Разные, яркие, так что глазам больно, и просто светлые, толстые и не очень, как у самой Маритхи. Их много вокруг. Те, что дают ему эту мощь. Его источник. Они не молили, не кричали, заключенные в грубый сосуд, а струили свой свет так же, как и всегда от начала времен. Ничего для них не изменилось. Время, отведенное для жизни, даже очень длинной, превращалось в песчинку рядом с ними. Вечность вновь смотрела на Маритху. Теперь уже полная света.

Как остановить неостановимое? Просто забыть о времени.

В незримом нет времени, но в мире людей — да, слышала Маритха. Оно есть, но для них время встало. Для тех, кто бьется о стены, которых нет. Кто кричит, лишенный своей Нити, своего света. Нити не плачут, плачут люди. Это смерть, от которой не умираешь, и жизнь, которой не живешь.

Теперь она смотрела на них без жалости, гнева и ненависти к их Пожирателю. Все исчезло, все утратилось вместе с телом. Ее Нить не умеет ненавидеть. Не умеет жалеть.

Нити вернутся к людям, вот только срок придет. Вернутся, наполняя их новой надеждой. Надеждой… Внутри все вспыхнуло болью, на мгновение тело напомнило о себе, пряча от нее ее собственную Нить. Когда она вернулась, то больше не дрожала так ровно, как всегда. Колебания огрубели, потеряли стройность. Она словно сражалась сама с собой и не могла победить.

У них еще есть надежда, а у нее — последняя. Эта ступень — предел.

Теперь тело, не переставая, исходило болью. Это не тот «ласковый» зуд, что трепал его вчера. С Маритхи словно кожу сдирали и мясо с костей. И выбраться она не могла, как ни хотела.

Да что же это?… Песня, вспоминала она, и тут же забывала. Песня не давала ей выбраться, и Маритха болталась между болью и вечностью, не в силах быть и там, и там одновременно. Как люди живут сразу в двух мирах? Как оттуда возвращаются?

Вечность дышала вместе с Маритхой, то лаская, то взрываясь болью, впиваясь глубоко внутрь, так глубоко, что не видать. Можно вечно подниматься по ступеням, а можно нескончаемо долго падать вниз… До предела. Он встает внезапно, и невозможное становится возможным… или наоборот… Только бы добраться, только бы вползти… Только б не упасть…

Дверь… в обе стороны. Проклятая Дверь…

Открыть ее так просто… так просто… и что дальше? Человеку не пройти… Что-то важное, очень важное, но Маритхе не вспомнить… Она подошла к черте… Так должно быть…

Ее Нить содрогалась, рваными потоками испуская странный свет. Которого не видно.

Смерть, от которой не умираешь, и жизнь, которой не живешь… Больно… Очень больно… Так и должно быть…

Нить Маритхи выдернули из этого странного света почти что силой, и она заколыхалась, восстанавливая свой прежний блеск. Боль уходила в воздух, камни, озеро, уносилась во все стороны. Вот уже совсем легко.

Он держал ее, не давая Нити разлететься, превратиться в ничто, хотя это он сделал так, что Маритха чуть не исчезла вместе с Нитью, без следа в пространстве и времени… Он пел эту песню, так не похожую на прежнюю… Он помог ей вспомнить… что-то важное… чего она так и не вспомнила… Последняя надежда… Они пытались вспомнить вместе, пытались вместе петь, но одних его сил не хватило.

Маритха чувствовала его усталость, бесконечную. Ей же становилось все легче, все спокойнее. Словно весь остаток потраченной мощи был отдан ее Нити, и та вновь срасталась с телом, привычная, знакомая, живая. Его песня, теперь невообразимо приятная, не могла длиться вечно, но все еще жила, вливаясь в пространство.

Как хорошо без тела, потому что Нить не лжет, ведь она и есть настоящая Маритха. Она знает. Знает, как не хочется открывать эту Дверь. О, Бессмертные! Не потому что ненавидит того, кто должен туда войти, — ненависти давно уже нет. Не потому что не сможет открыть — она сможет. Но если Дверь навсегда скроет его песни… А она готова слушать их целую вечность.

Что, если правда можно уйти к Бессмертным? Человеку не пройти… так поется в ее Песне. Но он уже почти не человек… Кому, как не ему? И как Маритха будет жить без песни? Без неизведанного? Без насмешек? Без тонких пальцев, ласкающих струны так, что сердце ее замирает от зависти? Как она будет жить без него?

Как бы ни жилось… храните его, Бессмертные! Явите милость и дайте достичь! Утолите жажду! Подарите счастье хоть одному из нашего серого мира…

Ее толкнуло изнутри, словно что-то стучалось, пытаясь вылезти на свет. А потом это что-то выбралось, и голос ее песни стал другим навсегда.

Кто сказал, что в этом мире нет радости? Кто сказал, что ее не бывает? Вот она чистая, потоком… откуда-то…

Маритха завершила песню сама, не сказав ни слова, не задев ни одной струны. Она была Великой Песней, пускай один только миг, но теперь уже знает ее настоящую… и будет петь иногда… как сможет… когда он уйдет…

Девушка вынырнула из затянувшегося безмолвия. Радость продолжала жить внутри, не зная о том, что песня окончена, принося небывалую легкость. Как сама Нить, она летела во все стороны. Казалось, сердце стучало иначе. Даже мысль о том, что же теперь делать, не могла расстроить Маритху. Однако что же все-таки делать… после всего, что сегодня спето?