Анджей Сапковский - Божьи воины

— Война несет с собой террор, — ответил он, когда Рейневан кончил. — И на террор опирается. Война сама по себе есть террор. Ipso facto.[298]

— Завиша Черный из Гарбова с тобой не согласился бы. Он иначе понимал войну и jus militare[299].

— Завиша Черный умер.

— Что?

— До тебя не дошли слухи? — Горн повернулся в седле. — Не дошло известие о смерти одного из знаменитейших рыцарей современной Европы? Завиша Черный полег. Будучи верным вассалом, он потащился с Люксембуржцем в экспедицию против турок, осаждать крепость Голубац над Дунаем. Турки разбили их под Голубацем, Люксембуржец по своему обыкновению сбежал в одиночку, Завиша — по своему обыкновению — прикрывал отход. И погиб. Ходят слухи, что турки отрубили ему голову. Произошло это двадцать восьмого мая, в пятницу после святого Урбана, моего патрона, поэтому я так хорошо помню дату. И нет уже на свете Завиши Черного из Гарбова, славного рыцаря. Sic transit gloria[300].

— Я думаю, — сказал Рейневан, — что гораздо больше. Много больше, чем глория.

Когда они приехали в Свидницу, то сразу стало видно царящее в городе возбуждение. Когда въехали через Нижние ворота и по утопающей в грязи улице Длинной добрались до рынка, то им показалось, что они попали на какое-то празднество — было ясно, что причина возбуждения скорее радостная, чем наоборот. Бисклаврет направился в толпу выспросить, в чем дело, однако Рейневан сразу же ассоциировал с происходящим и вспомнил Прагу лета 1427 года, вскипевшую и обрадованную вестью о победе под Таховом. Ассоциация оказалась очень точной. А мина Бисклаврета, когда он вернулся, очень кислой. Лицо Горна, когда он выслушивал сообщаемые ему на ухо сведения, мрачнело и хмурилось по мере шептания.

— Что случилось? — не выдержал Рейневан. — В чем дело?

— Потом, — отрезал Горн. — Потом, Рейневан. Сейчас у нас впереди встреча. И серьезные беседы. Пошли. Ты, Бисклаврет, отыщи здесь кого-нибудь, кому можно верить и кто хорошо информирован. Я хочу знать больше.

Встреча произошла в шинке на улице Лучничей, неподалеку от ворот с таким же названием, а важные разговоры касались доставки оружия и коней из Польши. Собеседником был знакомый Рейневану раубриттер, поляк, именующий себя Пораем Блажеем Якубовским. Якубовский не узнал Рейневана. И неудивительно. Прошло столько времени. И кое-что произошло.

Разговору немного мешала царящая суматоха и слишком веселое настроение переполнявших корчму гостей. У свидничан явно был какой-то повод торжествовать. И не только Рейневана интересовало какой.

— Вас, кажется, побили? — неожиданно прервал переговоры Якубовский, движением головы указывая на ликующих горожан. — На Лужицах? Под каким-то Кратцау или что-то такое? Кажется, вам там здорово врезали господа Поленц и Колдиц, хорошего, болтают, дали вам пинка. Э? Ну говори же, Горн, интересуюсь деталями.

— Сейчас не время об этом говорить.

Тут вернулся Бисклаврет. Порай сразу же догадался, с чем. И уперся на том, что, однако, самое время. Выхода не было.

— Сироты Яна Краловца, — медленно начал Обдирала, — окружили в Чехии какую-то крепость, мой информатор забыл, какую и где. У них кончилась пища, конца осады видно не было, поэтому они решили пойти несколькими ратями на поиски, подграбить. На Лужицы. Шестого ноября сожгли Фридланд, а в следующие дни опустошили околицы Згожельца, Любия и Житавы. Нагрузили телеги добром, согнали скот и двинулись обратно. По тракту через Градек над Нисой. И тут…

— На них напали, да?

— Напали, — неохотно признал Бисклаврет. — Краловец слишком зазнался… Недооценил немцев, отнесся к ним легкомысленно. А тем временем Шесть Городов мобилизовали сильный контингент под командой Лотара Герсдорфа и Ульрика Биберштайна. Из Нижних Лужиц быстрым маршем прибыл на поддержку ландвойт Ганс фон Поленц, из Свидницы потянулся Альбрехт фон Колдиц. Быстро присоединились князья, Ян Жаганский и его брат Генрик Старший в Глогове, вдобавок привел свою дружину Гоче Шафф из замка Гриф. Они двинулись в погоню за Краловцем, в день святого Мартина на рассвете неожиданно ударили по походной колонне сирот. В миле за Градком. Под Кратцау.

— И побили их.

— Еще как побили. — У Бисклаврета было выражение лица человека, который не может выплюнуть, а вынужден проглотить. — Краловец ушел… Потерял… Потерял несколько…

— Сотен человек, — докончил поляк. — Телеги. И всю добычу.

— Но немецких трупов, — проворчал Обдирала, — тоже под Кратцау на поле много осталось. С Лотаром Герсдорфом во главе.

— Однако же, — проворчал Якубовский, — Кратцау показал, что вы не непобедимы.

— Лишь Бог непобедим.

— И те, что у Бога в милости, — криво усмехнулся поляк. — Или вы, гуситы, уже лишились этой милости?

— Пути Господни, — Горн взглянул ему прямо в глаза, — неисповедимы, ваша милость Якубовский. Их не узнаешь и не предвидишь. Другое дело с людьми, эти предугадываемы. Впрочем, жаль тратить время на болтовню. Вернемся к нашему гешефту. Сейчас это важнее.

Других важных дел у Урбана Горна было немало. А у поднятого до ранга ассистента Рейневана было все меньше шансов быстро вернуться к Ютте.

В Свиднице они пробыли недолго, поехали в Нису, предварительно попрощавшись с Бисклавретом.

— Увидимся, — Обдирала на прощание заглянул Рейневану глубоко в глаза. — Увидимся, когда придет время. А чтобы ты об этом не забыл, я явлюсь. Явлюсь в твой уютный монастырчик и напомню об обязанностях. — Это прозвучало немножко как бы угрозой, но Рейневан не испугался. У него не было времени. Горн торопил.

Они поехали в Ополе, район, который Горн считал сравнительно безопасным. В Опольском и Немодлинском княжествах все большее влияние и вес приобретал наследник земель, юный князь Болько Волошек. Антипатия Болька к епископу и отвращение к клиру и инквизиции были широко известны. На Опольщине преследование гуситов согласия не получило. Епископ и инквизитор угрожали юному князю отлучением от Церкви, но Волошек чихал на это.

У Горна и Рейневана не было постоянной базы, все время перемещаясь, они действовали между Ключборком, Ополем, Стжельцами и Гливицами, контактируя с людьми, прибывающими из Польши — из Олькуша, из Хенчин, из Тжебини, из Велуня, из Пабаниц и даже из Кракова. Дел, требующих выполнения, и действий, нуждающихся в обсуждений, было много. Рейневана, который в основном молча присутствовал на переговорах, поражали торговые таланты Урбана Горна. Не меньше поражала степень сложности вопросов, которые он раньше считал банально простыми.