Алина Лис - Маг и его кошка

Подлинное понимание, чего я лишился, пришло, когда я попробовал воспользоваться магией. И тогда я действительно пожалел, что не умер.

Бездонный колодец, до краев полный силы, никуда не делся. Он был рядом — руку протяни. Магия стучала в висках, я засыпал под ее напев и просыпался, чувствуя рядом лихорадочный пульс. Ничего похожего на ужасающую пустоту, что сопровождала схватку в библиотеке.

Она была рядом — приди и возьми. Я пытался взять. И не мог. Сила просачивалась сквозь пальцы правой руки как вода сквозь сито. Я был подобен умирающему от жажды посреди источника чистейшей питьевой воды.

Было ли это от того, что я — левша? Или чтобы черпать силу, нужны обе руки?

— Я не знаю, — развел руками Альпин. — Анатомия Стражей — самая непостижимая вещь в мире, мой юный друг. Советую обратиться к кому-то более опытному в этих вопросах. Но возможно, что это навсегда. Вы сейчас как художник, которому выкололи глаза. Художником он от этого быть не перестанет, но рисовать не сможет никогда. — Он посмотрел на мое лицо и добавил: — Мне жаль, лорд Элвин. Вы заслуживали от жизни трепки, но это слишком жестоко.

Я настолько низко пал, что стерпел это проявление жалости от заклятого недоброжелателя. Предположение, что это — навсегда, стало слишком тяжелым ударом.

Обычно не имею привычки искать утешения в вине, но леденящий ужас заставил тем вечером надраться. Остатки ночи потонули в тумане. Помню, что пытался раз за разом разбить бутылку аквилонской плетью, но рука хватала пустоту. В конце, не выдержав, разнес ее шпагой и зарыдал.

На следующий день было тошно в равной степени от вина и вчерашней истерики.

А еще через сутки я понял, что не хочу вставать. Жизнь определенно не стоила того, чтобы уделять ей внимание. Брауни принес обед, я не притронулся к нему. Приходила Франческа, трясла за плечо, чего-то хотела. Я не отвечал. Все было бессмысленно. Погрязнув в жалости к себе и апатии, я сидел и тупо смотрел в одну точку. Спасительное оцепенение сковало тело и мысли, а вокруг была только серость и пустота.

Я не знаю, сколько продолжалось то состояние. Думаю, дней пять. Не больше недели точно. Противно вспоминать, в какую амебу я превратился в одночасье. Франческа силой впихивала в меня еду. Я глотал в полнейшем равнодушии. Подчиняться было проще, чем протестовать.

Хочется верить, что я и сам нашел бы выход из замкнутого круга отчаяния и бессилия, но так ли это, я уже не узнаю никогда. Потому что Франческа Рино никогда не могла похвастать терпением и кротостью.

Глава 18. Ошейник

Элвин

— Мне это надоело!

Я молчал, щурясь. Свет от лампы больно резал привыкшие к полумраку глаза.

Франческа шагнула вперед и отвесила мне пару хлестких, тяжелых пощечин.

— Посмотри на себя, лорд «Я-Весь-Такой-Невероятно-Крутой-Страж» Элвин! Чего ты стоишь без своей магии?!

Ее слова больно царапнули то немногое, что осталось от меня, и я с удвоенной силой вцепился в спасительное оцепенение.

— От тебя воняет, ты в курсе?

Я молчал.

— Ты — жалок. Просто жалок. Ничтожество! Мне противно находится рядом.

Еще одна пощечина.

— Мне что — в лицо тебе плюнуть?

От этого предложения внутри начало что-то закипать, но тут сеньорита хищно улыбнулась:

— Нет, есть идея получше! Жди здесь, Элвин. Ты ведь никуда не уйдешь?

Она выбежала из комнаты, а я чуть было не вскочил, чтобы задержать ее. Впервые за все это время апатия отступила, освободив место чувствам и желаниям. Отнюдь не добрым.

Она вернулась быстрее, чем я решил — бежать за ней или снова уйти в себя. В руках было ведро, и прежде чем я успел хоть что-то сказать, она выплеснула на меня его содержимое.

— Ты с ума сошла, — заорал я. — Что это такое?

Грязная вода. Прямо черная. В ней плавали волосы и шерсть брауни. И все это оказалось в равной мере на мне и моей постели.

— Вода, — любезно подсказала девушка. — Брауни только что помыл этаж.

— Какого хрена ты это сделала?

— Показалось, тебе надо немножко взбодриться.

И ушла. Стерва!

Я взглянул на заросшего, жалкого типа в зеркале — и аж передернуло от отвращения. Франческа определенно была права, с этим ничтожеством только так и нужно. Крикнул брауни, велел убрать бардак и греть воду для ванной. Времена, когда я мог вскипятить ее щелчком пальцев, прошли, но это не повод теперь не мыться.

Порезался раз пять, прежде чем удалось завершить бритье. Но я сделал это. И сделал сам.

Через несколько часов я спустился в гостиную в чистой одежде, с аккуратно остриженными ногтями, распространяя запах мыла и парфюма. Франческа стояла у камина и посматривала на меня с опаской, словно не знала, чего ожидать.

— Спасибо.

— Не за что. С возвращением, Элвин.

Больше она не сказала ни слова о моей позорной слабости, и я был благодарен ей за это.

Благодарен и должен. Я был должен ей слишком много…

— Лучше сядь. Надо поговорить.

— Ты меня пугаешь, — несмотря на легкомысленный тон, в ее глазах мелькнула тревога. — Что-то случилось?

— Угу. Я созрел до одного из этих отвратительных «серьезных разговоров». Ловите момент, сеньорита.

Шутка получилась натужной, Франческа даже не улыбнулась. Опустилась в кресло, не отводя от меня встревоженного взгляда. Я сел рядом и попробовал собраться с мыслями, а они, как назло, все куда-то разбежались.

Проклятье, как же нелегко было произнести эти слова!

— Прости меня.

— За что?

— За все.

Перечислять мои ошибки было бессмысленно, мы оба и так слишком хорошо их помнили.

— Я… мне жаль. Мог бы сказать, что никогда не имел злых намерений, но…

— «Намерения не имеют значения», — с грустной улыбкой процитировала она параграф закона.

Я кивнул. Кому и знать, как не ей.

— Не хочу, чтобы это звучало как попытка откупиться, просто знай, что я считаю себя твоим должником… ты вправе потребовать любую услугу.

У зарока был горький привкус бессилия. Теперь я мог так мало, что обещание, должно быть, прозвучало как издевательство.

Я хотел, мучительно хотел сказать ей что-то важное. Как люблю ее. Как счастлив был с ней рядом в ту короткую, пролетевшую в одно мгновение зиму и как тошно мне чувствовать себя мерзавцем, сломавшим ей жизнь…

— Послушай… а, проклятье! Никогда не умел просить прощения. Я — сволочь, знаю. И поступил с тобой подло. Если ты не захочешь меня видеть, я пойму…

Это прозвучало… беспомощно. Я не Джанис и ни гриска не умею говорить правильных проникновенных слов.