Алина Лис - Маг и его кошка
Пальцы девушки сомкнулась на рукояти меча.
— Знаете, я всегда восхищался вами. Ну конечно не знаете, я же не говорил. Помните, как я приходил к Лоренцо? Вы тогда отдали мне цветок, который носили в волосах. Я потом засушил его и хранил…
— Помню. Прости, Марко.
Он рухнул рядом. Лезвие вошло в горло. На лице застыло выражение безграничного удивления.
Франческа склонилась надо мной.
— Элвин! Не смей, слышишь, ты, не смей умирать!
Треск ткани. Боль оживилась, вгрызаясь в культю стальными зубами.
Франческа выкрикивала мне в лицо еще что-то, но я не слышал. Мир утонул в беззвучии.
Хотел сказать ей что-нибудь на прощанье. Не смог.
Все заволокло красным, и милостивая Леди Боль наконец выпустила меня из своих объятий.
* * *Я не умер. Когда сознание вернулось, обнаружил себя в кровати. Не удалось и утешиться спасительными иллюзиями, что все это лишь ночной кошмар. Стоило открыть глаза, как стерва память взялась за меня.
Левая рука лежала поверх одеяла бессмысленным обрубком, и я малодушно пожалел, что остался жив. Но рядом, присев на краешек кровати, дремала Франческа. Стоило шевельнуться, она проснулась.
— Элвин! Тссс… лежи. Все хорошо. Доктор скоро придет.
«Зачем ты это сделала?» — хотел я спросить у нее. С губ сорвался только хриплый шепот.
— Молчи! У тебя еще и голос сорван. Доктор Альпин сказал: полный покой. На, выпей.
Перед губами возникла чаша с отваром, пахнущим травами. Я послушно сделал глоток и снова закрыл глаза. Хотелось сбежать. Реальность вызывала тошноту, и я позволил сну унести меня прочь.
* * *Приходил Альпин. Я не знал, как Франческа сумела заставить высокомерного зануду, который никогда меня не любил, заняться моей персоной, но он был лучшим в Дал Риаде.
— Все не так плохо. Рана аккуратная и чистая. Дайте мне неделю, от нее останется только шрам. Шрамы украшают мужчин, — говорил он с преувеличенной бодростью, обращаясь больше к Франческе, чем ко мне. — С горлом еще проще, но, чтобы лечение было успешным, я бы рекомендовал пока помолчать. Именно лорду Элвину я бы рекомендовал молчать как можно дольше.
— Как долго? — спросила она.
— Желательно всю оставшуюся жизнь, — хихикнул этот козел. — Тогда можно хотя бы надеяться, что она будет долгой. Все беды этого молодого человека от того, что он сначала говорит, а потом думает.
Девушка усмехнулась:
— Боюсь, убить его будет легче, доктор Альпин.
— Увы, вы правы, дитя. Голос восстановится через пару дней, а пока пусть ваш хозяин поменьше болтает.
— Хватит, — я закашлялся и продолжил хриплым шепотом. — Хватит разговаривать так, словно я — мебель. И что насчет… — здесь я скосил глаза на забинтованную культю и поморщился. Каждый раз, как взгляд падал на то, что когда-то было моей левой рукой, хотелось выть от отчаяния.
Доктор развел коротенькими ручками:
— Простите, лорд. Я — адепт Жизни, и мне многое подвластно. Но всему есть пределы. Я мог бы собрать и зашить вас заново, даже нарежь противник ваши кишки в мелкий фарш. Но я не умею приживлять отрубленные конечности. Там разрублена кость, сухожилие, связки… и от сустава ничего не осталось. Вы же не думаете, что достаточно, как в сказках, приложить ее обратно и побрызгать зельем?
— Можно попытаться, — зло буркнул я.
— Лорд Элвин серьезно хочет, чтобы я попробовал? — оживился Альпин. — Дитя, что вы сделали с недостающей частью этого молодого человека?
— Положила на лед. А что, это правда может сработать? — в голосе Франчески звучала надежда.
— Нет. Но мы с вами получим немного удовольствия, наблюдая за попытками.
У фэйри очень хорошая память. Альпин не забыл и не простил ни единой шутки или мимолетного издевательства, которыми я когда-то одаривал его. А я был щедр на них: мне нравилось подначивать медика, тот никогда не соглашался на роль безмолвной жертвы. Его прямота и ехидство составляли отличную пару моему сарказму.
Но сейчас я был несколько не в форме, чтобы поддержать предложенный тон.
Франческа тоже не оценила юмора:
— Это жестоко. Не надо.
— Как скажете. Но, боюсь, единственное применение для данной конечности — засушить и использовать в качестве талисмана. А сейчас — лечение.
Он растер ладони, свел руки чуть ниже груди и сформировал меж ними шарик теплого света. На выдохе швырнул этот шарик мне. Я подавился криком.
— Терпите, молодой человек. Вы же мужчина.
— Угу, — сквозь зубы прошипел я. Кишки как будто поджаривало на медленном огне. Интересно, другого способа действительно не существует или сволочной фэйри намеренно выбрал самый болезненный?
* * *Доктора фэйри — не чета человеческим коновалам. Если тебе удалось дожить до встречи с магом жизни — считай, спасен. Я поправлялся даже быстрее, чем обещал Альпин. Голос вернулся уже на следующий день, только стал немного более хриплым. Шрам под бинтами не столько болел, сколько жутко чесался — верный признак выздоровления.
Болела левая рука. Болела там, где не было ничего.
Я просыпался ночами от ломоты в пальцах. Тревожная полная луна заглядывала в окно, оставляя бледный прямоугольник света на полу, а я, стиснув зубы, терпел короткие стреляющие импульсы боли, что рассылала по всему телу отрубленная ладонь.
Иногда было еще хуже: я просыпался с ощущением, что все в порядке — кисть снова на месте, я могу сжать ее в кулак или взять чашу с отваром из трав, что стояла на столике рядом. Я открывал глаза и видел забинтованный обрубок, но продолжал ощущать присутствие утраченной руки так ясно, что впору было поверить — глаза лгут. Эта двойственность сводила с ума.
Когда я бодрствовал, жизнь ежесекундно спешила напомнить о моем увечье. Никогда не обращал внимания, как много простейших, казалось бы, действий требуют двух рук. Особенно бесило, когда при виде моих безуспешных попыток одеться или побриться, не порезавшись, Франческа бросалась помогать. Пару раз я даже не выдержал и рявкнул на нее. Сработало — отстала.
Первые дни сеньорита круглосуточно проводила у моей постели. Наверное, стоило бы ценить такую заботу, но я злился. Меньше всего хотелось, чтобы эта женщина видела во мне болящего страдальца, меняла заскорузлые бинты или выносила ночной горшок. Поэтому, как только вернулся голос, я запретил ей заниматься ерундой и велел уступить место брауни. Кажется, она обиделась, хоть и не показала виду.
К концу недели я был физически слаб, но здоров. Центр живота чуть выше пупка теперь наискось пересекал темно-багровый шрам в полтора дюйма длиной. Он не украшал, вопреки обещаниям Альпина, но и не мешал. Просто очередная отметина на теле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});