Никому и никогда - Loafer83
Мужчины улыбнулись и толкнули сержанта, покрасневшего до уровня спелого помидора. Он стал рассказывать, заикаясь, поддерживаемый старшими коллегами, пока разговор не перешел в оживленный и одушевленный рассказ, напоминавший мини-спектакль. Мэй посмотрела на Лану, ей тоже было интересно, но она явно не слушала, а видела что-то свое, возможно, заглядывала в души этих совершенно разных мужчин. Шесть, всего шесть человек, объединенных общей целью, готовых биться, идти вперед, искать обходные пути и прочие эпитеты, такие бесполезные и слишком малые, чтобы описать борьбу человека за право быть человеком, борьбу за других, борьбу за себя. Мэй они все нравились, оживленные, грустные и смешные, уставшие и добрые, но способные на жестокость, оправданную для них и не понятую теми, кто смотрит на жизнь из теплых домов и любит судить. И все же ей становилось очень грустно от понимания, что они одни в этом микроавтобусе, а вокруг снежная степь и пустыня людского безразличия и трусости.
— Мне кажется, я понял, что вы говорили про малое, — вдруг сказал сержант и побледнел, спрятав глаза.
— Скажи, не бойся ошибиться, бойся ничего не сделать, — приободрила его Лана.
— Я читал, ну, еще в школе перед армией. Короче, там по физике было, что когда система доходит до критической точки, после которой начинается необратимая фаза, ну там взрыв или распад. Я точно не помню, но как-то так. И вот даже бесконечно малая частица может остановить переход в точку невозврата или наоборот ввести всю систему туда. Я плохо объясняю.
— Мы на границе этого перехода, — подумав, сказала Мэй. Все молчали, с уважением смотря на пунцового сержанта, нервно сжимавшего сумку с магазинами.
— Шаманка Мэй открыла вам настоящее, которое вы и сами знаете. Человек всегда сам способен все понять, но он боится и прячется, придумывая себе свой собственный мир. Поэтому вы до сих пор не переубивали друг друга, — Лана посмотрела на всех хитрым взглядом. Ее глаза стали полностью черными. — Осознание часто рождает бездействие от понимания собственного бессилия, а надежда рождает действие — на этом и держится гармония мира.
— И никуда мы от этой границы не уйдем, иначе мир перестанет существовать. Верно, да? Как химическая реакция: пока она идет, выделяется тепло и углекислота, а как закончилась, так все и умерло, — водитель съехал с трассы к двухэтажному дому, стилизованному под трактир, но со спутниковыми антеннами на крыше и оббитый сайдингом вместо расписных досок.
— Верно. Знание вокруг вас — вы и есть это знание. Жизнь — это борьба. Но сейчас важнее обед, — Лана засмеялась. — Ночь будет темная.
Армейская буханка вела микроавтобус секретными козьими тропами сначала через лес, потом поперек поля, пока не уперлись в полуразвалившийся бетонный забор с проржавевшей насквозь колючей проволокой. Видимо это и был пропуск третьего уровня, который удалось выбить Главку. Вокруг необъятные поля, сзади и справа дремучий лес и нетронутый снег. Солнце садилось, освещая землю недоверчивым красным светом, от которого становилось холодно и тревожно. Все здесь выглядело бы совсем иначе и даже красиво, если бы не громады черных от грязи ржавчины танков, вбиравших в себя остатки солнечного света до последней капли. Странно, но снег на танках не лежал, словно они грелись изнутри, и снег тут же таял, стекая черной лужей на землю, не способную впитать в себя эту грязь.
Как же не хотелось выбираться из теплой машины, а лучше вернуться в придорожное кафе, именовавшее себя трактиром. Мэй с трудом заставила себя не анализировать работу кафе, не пытаться в уме просчитать доходность, поймать хозяев на небольшом обмане, не было особого труда понять, на чем они экономят и где мухлюют. И это оказалось приятно, просто быть посетителем с хорошим аппетитом и без претензий, давно забытое ощущение. Стоя на ветру у незащищенного входа на полигон с танками, она чувствовала, как догорает внутри обед, как холод медленно пробирается к рукам, от пальцев к плечам и дальше, сковывая грудь ледяным корсетом.
— Ты справишься, — Лана сжала ее руки и улыбнулась. — Ты правильно боишься, но ты справишься, переживать будешь потом.
Мэй кивнула, язык присох к гортани, голова закружилась. Внезапно она что-то почувствовала, что-то очень жгучее у самого сердца. Ей больше не было холодно, Лана разогрела ее, или это она сама, Мэй не понимала и не думала об этом. Мужчины напряжено следили за ними, два молоденьких солдата вылезли из буханки, улыбаясь во весь рот красивым женщинам, не понимая, почему все такие напряженные. Возможно, они приняли их за туристов, солдаты привыкли не задавать лишних вопросов.
— Это скоро случится, да? — Мэй посмотрела на танки, черные глаза смотрели в ответ, еще немного, и черные дула наведут на нее. — Это здесь, совсем рядом.
Мэй показала за забор, Лана кивнула. Не сговариваясь, они пошли прямо по снегу, проваливаясь по колено, не замечая этого, выкарабкиваясь и упорно идя вперед.
— Эй, вы так провалитесь! — окрикнул их солдат и побежал со снегоступами. — Вот, давайте прилажу. Так легче будет.
Он сел на снег и ловко надел снегоступы, покраснев от удовольствия. Опера и следователи не с первого раза надели спецснаряжение, с трудом догоняя Мэй и Лану с солдатом. Парень шел рядом с Мэй, подсказывая, где лучше пройти и куда не стоит ступать. Под грязным снегом таились коварные приямки и просто ямы. Они шли вглубь полигона, оставляя позади десятки, сотни танков, которые неодобрительно скрипели на ветру, будто бы кто-то пытался оживить, разбудить железных чудовищ. Не было ни конца, ни края танковой армаде, затаившейся до поры, ждавшей импульса, силы, что разбудит их, поведет в бой, а с кем, неважно — битва ради битвы, смерть ради смерти.
Пробираясь по глубокому снегу, порой слишком рыхлому, и ноги даже в снегоступах проваливались по щиколотку, Мэй чувствовала под сердцем черную энергию, запертую внутри мертвых танков, но гораздо сильнее она чувствовала совсем другое. Ее кто-то звал, но не голос, а свет, невидимый глазу луч, входящий прямо в сердце. Как машина движется по маршруту, рассчитанному навигатором, так и Мэй уверенно шла на этот зов, не думая и не сомневаясь в том, куда и зачем идет. Вот уже они зашли так далеко, что найти обратную дорогу можно было бы только по следам — вокруг были одни мертвые танки, следившими покореженными дулами за ними. Мэй чувствовала кожей, что за ними следят, что их видят и ждут.
Стало совсем темно, как назло небеса выключили все звезды, и пошел густой колкий снег. Мощные фонари
