Татьяна Чернявская - Ферзи

— А сделать это до Совета было никак нельзя? — едко поинтересовался молодой человек, про себя досадуя, что скрыться от навалившихся со всех сторон дел, не удалось даже здесь.

— А морда у тебя от радости не треснет, от таких скоростей в расследовании? — в тон ему поинтересовался Воронцов, даже изгиб брови скопировал.

— Всё, можешь быть свободен, — Глава Совета нехотя сполз с высокого подоконника и принялся отряхивать брюки от отсыревшего пепла. — Я непонятно выразился? Свободен!

Только дождавшись характерного хлопка дверью, Араон подошёл к зеркалу, принимаясь приводить себя в порядок. По другую сторону стекла на него смотрел уставший, потрёпанный жизнью мужчина, в коем уже с трудом угадывались прежние беззаботные черты молодого искателя приключений. Золотистая некогда кожа приобрела землистый оттенок молодого упыря, на котором особенно впечатляюще смотрелся слегка воспалившийся шрам, проходящий от разорванной губы через весь подбородок. От постоянного недосыпа мешки под глазами окрасились глубокими тенями, создавая практически совиные кольца, отчего яркие жёлтые глаза смотрелись уж слишком дико. Да и забытая в утренней спешке щетина вид Главы Совета явно не красила. Безобразно же отросшие волосы и саркастичная усмешка, словно приросшая к некогда мягкой линии губ откровенно пугали даже его самого. Молодой человек с прискорбием вынужден был отметить, что узнать в нём былого представителя золотой молодёжи можно было только по документам. С тяжёлым вздохом Арн пригладил непослушные кудри, одёрнул полы чёрного джеркина и, подхватив кипу папок, вышел из своего оказавшегося таким ненадёжным укрытия.

С первым же шагом его поглотили шум и суета царящей в коридоре подготовки, больше похожей на локальную катастрофу. Сотрудники администрации Замка всех сортов и мастей, пребывая в крайней степени волнения и здорового испуга, старались если не выполнить всех своих обязанностей на высшем уровне, то хотя бы создать достаточный хаос и суету, чтобы это выполнение инсценировать. Большая часть из них была здесь по сути не столь уж и необходима, но чувство здоровой предусмотрительности и мстительность других коллег, кому от выхода на работу в субботнее утро было никак не отвертеться, сделали своё чёрное дело. В царящей суматохе невольно терялась даже затянутая во всё чёрное фигура нового Главы, что нерушимой скалой или скорее рифом торчала посреди коридора. Его стремительно огибали бегающие между кабинетами клерки, несколько раз толкали чины рангом повыше и даже едва не снёс с пути разносчик кофе со своей фирменной тележкой. Неожиданно всеобщее волнение с нотками трепета и паники успокоили истерзанные нервы юноши, напомнив старое доброе урочище, кишащее умрунами, или окраину деревеньки возле разворошённого погоста. Так любимо и знакомо было ему чувство собственной силы и уверенности, знание того, что ты единственный из всей паникующей массы, действительно понимаешь суть происходящего и способен на это непосредственно повлиять. Глава Совета по новому взглянул на предстоящую встречу, в полной мере ощутив себя законченным интриганом и творцом судеб. Только сейчас он смог действительно ощутить себя сколь-нибудь значимой фигурой в этой игре сильных мира сего, и это упоительное чувство затягивало молодого чародея подобно омуту.

— Пойдём, — милостиво кивнув притаившемуся в уголке пареньку, Мастер чёткой походкой матёрого боевика двинулся в сторону заветного фойе, за которым располагался зал заседания.

— Ну ты, братишь, и кру-ут, — восторженно протянул облачённый в форму младшего обслуживающего персонала знакомый укурыш, беззастенчиво пялясь на огромный знак Главы на груди Важича. — Ва-аще, мужик. Меня аж до пяток проняло. Во нашей Каське с деверем повезло-то.

Араон Артэмьевич неприязненно взглянул на тощее нечто, пытающееся панибратски пихнуть его локтем и поделиться одному ему понятным восторгом, и поспешил передать ему на руки собранные папки, желая хоть как-то отгородиться от волны неуместного обожания:

— Я что тебе говорил по поводу внешнего вида?

— Ну ты, дядь суро-ов, — обиженно надулся парень, потирая шею, с которой только что грубо содрали кожаную повязку, — я же побрился…

— Скажи спасибо, что космы твои не выдер, — не проникся глубиной принесённой жертвы чародей, вышвыривая в сторону нелепое украшение и прикидывая, не стоит ли действительно применить прикреплённый к бедру счастливый серп для приведение в удобоваримый вид того «ананаса» из дредов, что появился на голове у укурыша. — И передай своей Каське если уж ей мои намёки не доходят, что мой брат женат надолго и основательно и менять свой статус в ближайшие лет двадцать точно не будет. Пусть не раскатывает губу. Хм… и вот ещё.

Глава резко развернулся на пятках и щёлкнул пальцами у самого носа опешившего от неожиданности наркомана.

— Помолчишь какое-то время, чтобы не раздражать меня слишком сильно, — пояснил чародей беззвучно хлопающему ртом помощнику.

Просторное, больше напоминающее небольшую приёмную залу фойе по сравнению с коридором было возмутительно пустынным. Белоснежные, покрытые едва затемнёнными барельефами стены с привязанными над самым потолком желтоватыми светляками упорно напоминали молодому человеку городскую лечебницу. Притом отделение, видимо, было для юродивых, аки немногочисленные места для сидения, практически не выделявшиеся на фоне стен, сплошь были мягкими и так туго прикручивались к полу винтами и заклятьями, будто проектировщики был и уверенны, что Старшие Мастера и их высокопоставленные гости в свободное время промышляют исключительно воровством мебели. Это помещение не нравилось Важичу ещё с тех времён, как он, будучи ребёнком, бегал к отцу на работу и прятался по всему зданию от многочисленных нянек и соглядатаев. Оно навевало на Мастера-Боя мысли отнюдь не о величии и чистоте Совета, не о благородстве его помыслов и открытости действий, даже не о торжественности и роскоши, а о том, как живописно посреди этого зала смотрелся бы чей-нибудь труп.

Первый претендент на это звание (увы, исключительно метафорически) ожидал его аккурат у выхода в коридор. Среднего роста худощавый мужчина с усталым безразличным лицом старого бассет хаунда, который по молодости ещё, может быть, и тянул на полноценного бульдога, но сейчас не вызывал у окружающих ни страха, ни трепета. Молодой Глава общего пренебрежения к человеку в сером добротном костюме и запылённых туфлях не выражал, даже не испытывал. И не только потому, что знал его социальный статус и многообразие возможных связей и предположительных проблем. Развитое чутьё опытного боевика, привыкшего с первого взгляда определять опасность потенциального противника, разглядело за слоем наносного флегматизма прирождённого охотника на лис, что с возрастом становился лишь опаснее. Молодой человек только порадовался, что так своевременно обеззвучил своего вынужденного подельника.