Татьяна Чернявская - Ферзи

— Может, чуть-чуть помедленнее? — взмолилась девушка не в силах больше семенить за длинноногим парнем, что, казалось, совершенно не учитывал их разницу в росте и наличии обуви. — Бандиты никуда от нас не денутся. Ни один год здесь располагались и ещё часик подождут.

— Хм, ты права, — резко притормозил Виль, от чего девица едва не пролетела мимо. — Просто я слишком тороплюсь.

Вор действительно выглядел обеспокоенным и непривычно собранным. Алеандр сочувственно сжала его перемотанную тряпкой руку и ободряюще заметила:

— Ничего страшного. Мне тоже немного непривычно было сталкиваться с проблемами такого масштаба. Как говорится, партия явно не нашего уровня и уж точно не мы в офицерских фигурах. Но, знаешь, Виль, ведь у каждой пешки есть шанс стать ферзём и получить простор для действия, тут всё зависит от играющих, расстановки фигур и легкомыслия противника. Вот посмотри на нас, у нас сейчас реальный шанс изменить перевес сил и занять ведущие роли в игре!

— Я думал, что ведущие роли в любой партии у играющих, — усмехнулся вор, снова становясь похожим на себя.

— А где эти играющие? И как определить, кто именно двигает фигуры, а кто просто считает себя двигающим, стоя на одной клетке, позабытый игроком в невыгодной позиции? Нет, Виль, я считаю, что уж если попал на доску, то нужно максимально поучаствовать в игре и принести пользу своей масти. В противном случае легче сразу же сложить руки и сдаться первому же вражескому коню, если не пешке.

— Как-то всё уж слишком возвышенно получается у тебя.

— А всё возвышенно и есть. В чём смысл простого передвижения с места на место в попытках спасти собственную шкуру, когда есть реальная возможность, пусть не прославиться, так хоть получить от игры какое-то удовольствие? Я решительно с этим не согласна!

— Если в жизни нет места подвигу, то сами создавайте ситуации для геройства?

— Как-то так, — пожала плечами Алеандр.

— А ты не думала, что искусственно создавая опасности, выглядишь уже не героем, а злодеем для кого-то, — уточнил молодой человек, пытливо склонив набок голову. — Может, даже воплощением зла и хаоса, разрушающим тихую и такую надёжную размеренность жизни.

— Увы, общество у нас настолько эгоистично и необразованно, что подчас совершенно не может оценить всю возвышенность благих порывов, — вздохнула девушка, вспоминая многочисленные конфликты с тёткой и кузинами, а подчас, даже родителями при попытках введения здорового питания на научной основе или объявления недели тотального закаливания путём купания в проруби. — А знаешь, что мне сейчас напомнил наш разговор?

— Хм?

— Очень пафосную перебранку главного героя с главным злодеем в лубочных историях про храбрых космических путешественниках или драконьих наездников. Ну, помнишь, «Великий отряд восходящей луны»?

— Очень смутно, — как-то почти смутился парень, явно не понимающий о чём речь и травница ощутила себя невозможно старой, раз представитель младшего поколения не знал таких эталонных историй.

— Это была целая серия свитков про приключения бравого отряда! У нас в группе ей все зачитывались взахлёб и даже шили себе похожие костюмы, у кого денег побольше было. Да мы с Танкой, помнится, всё свободное время играли в бесстрашного Капитана Эла и его драконьих наездников.

— Так это оттуда у тебя такое прозвище осталось?

— Ага. Я всегда была Капитаном Элом, как самая ловкая и быстрая, а Танка для всех отыгрывала Тёмного генерала в бордовой общажной скатерти вместо плаща. Уж очень у неё натурально зловещий хохот получался. Ей, почему-то, все эту роль забыли, а вот ко мне имя и привязалось. Хорошо ещё, что Капитаном не называют.

— Так что сейчас злодеем, получается, выступаю я? — хитро прищурился Снежев и попытался сделать, по его мнению, самое злодейское лицо, хотя с его степенью потрёпанности это было не так уж и обязательно.

— О да! Самым коварным и страшным за всю историю княжества! — задорно расхохоталась девица, пихнув спутника локтем.

За разговором молодые люди не заметили, как подошли к воротам «Стойбища». Постоялый двор опустел. И без того немногочисленный люд спешил как можно скорее отправиться в путь, опасаясь повторения вчерашней грозы и отчаянно проклиная совершенно расплывшиеся от дождя дороги. Местные выпивохи, сбежавшиеся с самого рассвета, а, может, так и не покидавшие уютное пристанище блудливых душ, кружили у порога харчевни, выветривая лишний хмель, пока крикливая хозяйка подгоняла мальчишку-уборщика, выметавшего остатки вчерашнего гуляния из общего зала. У коновязи, потрясая истёртой палкой, сидела похожая на загулявшего лешего нищенка, веселя трезвеющих выпивох своими бессвязными выкриками и зловещими воззваниями к Триликому. Вчерашняя группка подмастерьев заканчивала укладывать пожитки, как-то настороженно поглядывая на зашедшую через главные ворота потрёпанную парочку возмутителей спокойствия.

— Вот не поверишь, Виль, — невольно зашептала девушка, осторожно подёргав стоящего рядом парня за руку, — какое-то у меня нехорошее предчувствие сейчас образовалось. Вот совсем нехорошее.

В ответ юноша только хмуро кивнул и направился к арендованной комнате. Вид стоявшего с краю дома радости тоже не прибавил, поселив в душе травницы целый сонм неясных, но вполне себе хмурых и пугающих предположений. Распахнутое окно с сиротливо торчащей наружу застиранной оранжевой занавеской было настолько нехарактерно для любящей аккуратность и закрытые пространства духовника, что уже само по себе внушало подозрения. При приближении к дому предчувствия Алеандр Валент подтвердились самым пугающим и холодящим душу образом. Завидев открытую нараспашку дверь девушка, уже не тратя времени на пустые сомнения и переживания, бросилась к дому, наплевав на опасность повстречаться с битым стеклом и утягиваемого следом недоумевающего вора.

— Ох, ты ж, мать твою… — потёрянно выдохнула травница, так и застыв в дверном проёме, продолжая судорожно сжимать руку переставшего вырываться Снежева.

По комнате потерянно и дико гулял прохладный утренний ветер, рассеянно шаря по стенам в поисках остатков скромного тепла от натопленной вечером печи. Только вот последние крохи его, очевидно, были уже давно растащены ранее, оставляя комнату стерильной от какого-либо намёка на обжитость. На полу сиротливо валялись табуретки, задрав к потолку тощие покрытые червоточинами ножки. С наспех приставленного к стене стола криво свисала, застиранная до безобразия скатерть, метущая кисточками углов покрытый грязными разводами пол. И лишь матрасы на полатях были убраны верно и даже сложены ровной стопкой в отдалённом уголке, что пугало едва ли не больше, чем всё уведенное ранее, поскольку изначально их края были крепко прибиты к доскам. Ни на валявшиеся по всей комнате общие пожитки, ни на оставленную их сторожить Чаронит в царящем беспорядке не было и намёка.