Ирина Котова - Королевская кровь. Книга вторая

Я опустилась в ванну, чувствуя, как ноют натруженные за сегодня руки и ноги. И попа. Филей болел страшно, а я уж и забыла, как страдает мягкое место поначалу. И как важен для наездника хороший массажист.

За стенкой что-то низким голосом напевал Мартин, и я захихикала. Видимо, ванны у нас были смежными. И вот лежу я тут, за перегородкой идеальный мужчина, который даже в ванной поет не противно, а думаю при этом о коррупции и вселенской справедливости. Какая уж тут вселенская справедливость, когда ее и персональной-то не бывает?

— У тебя полчаса осталось, — сообщил мне Март громко и гулко через стенку, и я засмеялась.

Через сорок минут я выходила в гостиную, с еще влажными волосами, в длинном, сером и мягком трикотажном платье до пят с крупным вывязанным рельефом, и в таких же теплых и длинных носках. Я сразу полюбила его, как только увидела в магазине. Всегда есть вещи, которые напоминают тебе теплое одеяло, и в которых безумно удобно, которые скользят по телу, словно лаская его. Вот и в нем — можно было сидеть на подоконнике, скрестив ноги, и оно закрывало их полностью, или поджать коленки, не опасаясь, что сверкнешь бельем.

Я увидела накрытый стол, Мартина, который подбрасывал дрова в камин, и подумала вдруг, что Март тоже как это платье. С ним можно задирать ноги выше головы, и все равно будет удобно.

— Кто-то опоздал, — сказал он, — ай-ай. Я чуть с голода бревно не начал грызть. Садись, Высочество, я за тобой поухаживаю.

— Ну уж нет, — я покачала головой, — раз я с самого утра проштрафилась, обихаживать тебя буду я. Может, в следующий раз ты не будешь так рычать на меня с утра.

Он уселся, нетерпеливо постучал вилкой по тарелке.

— Манеры, молодой человек, — строго произнесла я тоном суровой классной дамы, положила нам салата, хрустящей дымящейся рыбы, разлила вина в бокалы. Блакориец следил за мной с усмешкой. Все это было вопиющим нарушением этикета. — Приятного аппетита, грозный господин.

— Да, с утра я обычно мрачный парень, — признался Съедентент, — слуги знают, что если кто до полудня разбудит, будет уволен. Правда, после полудня я раскаиваюсь и принимаю на работу обратно. И только перед тобой я бессилен, как котенок.

Ужин прошел приятно и легко, и после он, как истинный кавалер, проводил меня до спальни, целомудренно поцеловал в щеку и ушел.

А я, просто неприлично улыбаясь и чувствуя в теле приятную расслабленность, открыла дверь. Было так хорошо и легко, что хотелось упасть на кровать и валяться там, раскинув руки и ноги. За окном медленно падали крупные белые хлопья, и вообще было так тихо, что слышно было, как шуршат по покатой крыше скользящие вниз дорожки снега. Я подошла к зеркалу, снимая серьги и любуясь на себя — светлая, коротковолосая, тоненькая, с огромными глазами, высокими скулами, и мягкими, розовыми от вина губами. Как же хорошо быть собой!

«Хороша, Марина, хороша»

«Вот сейчас даже не буду спорить»

Из-за двери послышалась тихая ритмичная музыка, видимо, Март в спальне решил послушать. И я прислушалась, развернулась перед зеркалом в такт, повела плечами, изогнула талию, качнула бедрами. В душе росло какое-то озорство, совершенно девчоночье, хотелось повыделываться, глядя на себя, и кайфуя оттого, какая я классная. И я затанцевала, медленно, чувственно, подняла руки, провела по плечам, по затылку. Боги, как же мне хорошо!

Вдруг вспомнилось, как я танцевала в клубе, а затем кадрами и остальное, и Кембритч, и балкон, и жар, и холод, и словно в ответ на мои мысли завибрировал и засветился лежащий перед зеркалом телефон. Я протянула руку, уже зная, кто звонит, посмотрел на экран, резко сбросила вызов.

Стало обидно, будто в мой мягкий и расслабленный мирок вдруг ткнули ледяной иголкой. Я глядела на трубку, на потухающий экран. Семь пропущенных вызовов, и все от него. Не было сил не злиться, ни двигаться. И чего я хочу сейчас, я тоже не понимала.

Вспышкой снова засветился экран, завибрировал. Сообщение и четыре слова: «Приезжай ко мне. Пожалуйста.»

«Самоуверенность у него, в отличие от лица, видимо, не пострадала».

Я даже не знаю, что мне хотелось больше, закричать, выбросить телефон в окно, или все-таки попросить Марта переместить меня в Иоаннесбург, чтобы доехать до Кембритча и закончить то, что начал Мариан. Во всяком случае, настроение было самое кровожадное.

Я открыла дверь и тихо вышла в гостиную. Здесь слышно было, что Мартин с кем-то разговаривает, музыку он, видимо, сделал потише, и я потопталась у двери его спальни, затем приоткрыла дверь. Маг сидел в кресле, без рубашки уже, в одних брюках, и, прижимая к уху телефон, стягивал носок.

— Все, Виктор, составь ему компанию и развлекай, а о доплате поговорим, — он кинул трубку на кровать, кивнул мне, прищурившись, потянулся руками вверх, покрутил плечами со стоном.

— Заходи, принцесса, — он увидел, видимо, что-то в моем лице, потому что похлопал себя по коленям, — иди сюда, вижу, надо утешать и снова вправлять мозг. Правда?

— Кто звонил? — спросила я вместо ответа, аккуратно садясь на самый краешек. Но блакориец обхватил меня, прижал к себе, и я поерзала, устраиваясь поудобнее, положила голову ему на плечо.

— Зигфрид ваш, — ответил он досадливо, — решил сделать сюрприз и заявился сегодня на ночь глядя. Так что пришлось срочно и дистанционно организовывать ему компанию, выпивку и прочие удовольствия.

Мне стало совестно.

— Так, может, ты к нему сейчас, Март?

Маг был теплым и удобным. А вот тело у него было крепкое, хорошее такое развитое мужское тело. И он хорошо пах, теплым мужским запахом. Я прислушалась к себе. Приятно, да.

Он фыркнул.

— Нет уж, я уже попросил дворецкого составить ему компанию. Виктор привычный, сейчас они напьются, потом по бабам пойдут. А я тут побуду. С тобой.

Я нахмурилась. Было неловко спрашивать.

— Мартин…и ты тоже с ними по бабам ходишь?

— Марина, — сказал он очень серьезно, — для всего континента мы с тобой встречаемся. А я все-таки не только бабник и разгильдяй, но барон и дворянин. За кого ты меня принимаешь? Если я подгребу кого-нибудь под себя, то на следующий же день все газеты будут живописать мои похождения и полоскать твое имя.

— Ну а как же? — я замялась. — Тебе разве не хочется?

— А что, разве не чувствуется, что хочется? — прошептал он низко, и я покраснела. И уже совершенно нормальным тоном продолжил:

— Принцесса, мне восемьдесят лет. Первую женщину я попробовал в 14. Шестьдесят шесть лет не самого размеренного опыта. Поверь мне, я способен продержаться несколько недель, или месяцев — ну, пока не завоюю тебя или пока я тебе не надоем.