Далия Трускиновская - У Пресноводья дуб зеленый…

– Значит, не ходят люди в бассейн? – спросил Афоня с тонким расчетом: коли так, тут можно отсиживаться днем, а ночью ходить в разведку, обследовать речные берега, выбрать подходящее место.

– Да ходят иные. Народ-то уезжает. Принята программа переселения, вот… – Вера Федоровна достала старую газету. – И куда едут? В Южную Америку, в горы! Зачем, кому они там нужны?

– А ты все тут, убираешься? – полюбопытствовал Антип.

– Да вот убираюсь… Как велено – две большие раздевалки да две малые, душевые, туалеты…

– И платят хоть?

– Да то-то и беда, что не платят! Этот Портновский сперва – точно, платил, как обещал, потом стал задерживать. И вот уж которую неделю я его не вижу! Но обещал заплатить, я вот календарик завела, рабочие дни отмечаю…

– Обещал и пропал? – уточнил Янка. – А еще нас, чертей, пакостниками называют…

– Так, может, вернется еще? – Вера Федоровна с надеждой переводила взгляд с одной страшенной рожи на другую, еще страшнее. Но ни водяные, ни болотный черт ничем ее обрадовать не могли.

– А мы вот сюда думаем перебраться, на речку, – сообщил Антип. – Соседями будем, если вода окажется подходящая.

– А что? И перебирайтесь! – Вера Федоровна даже обрадовалась. – Я вам помогу, если что, по хозяйству, приберусь там, разгребусь…

А сама при этом смотрела на узел со свежей рыбой.

– Держи гостинец, крещеная душа, – сказал Антип, добывая толстого, кило на два, зеркального карпа. – Насчет уборки – это у меня дочка есть, да и не полезешь ведь ты прибираться на речное дно.

– Как знать, может, и полезу… У меня за квартиру полгода не плочено, в суд на меня подали… выселять будут… – и Вера Федоровна тихонько заплакала.

Глава пятая Сватовство

Пока старшие ходили разбираться с соленой водой, Коська выхаживал Уклейку. Водяница как раз из-за своего молодого крепкого здоровья и пострадала больше всех.

Если бы первым нырнул тот же Афоня, он бы сразу сообразил – дело неладно, потому что водяной в годах очень прислушивается к своему организму и старается его поберечь. Уклейка же не распознала опасности, решив, что это ей после спячки не по себе, и основательно отравилась. Если бы не Янка – так бы и осталась на дне.

Но, пытась вылечиться, она ударилась в другую крайность и боялась подойти к воде, все время проводя на воздухе. А водяные с водяницами так устроены, что дышать могут и воздухом, и водой, однако вода им полезнее, а на воздухе чересчур долго оставаться они не могут. Иначе бы зимовали на земле, а не озерном или речном дне. Чем они и отличаются от болотных чертей – те тоже по дну ходить умеют, но спать там для них затруднительно, предпочитают на суше.

Коська добежал до дальних соседей, семейки болотных чертей, где имелась бабушка-травознайка. С бабкой было дело темное – никто и никогда ее без меховой шапки не видел, так что ходили слухи: вовсе она не чертовка, а из людей, только маленькая, тощенькая, а отсутствие тупых бабьих рожек выучилась успешно скрывать. Опять же, нос. Однако нос картошкой вместо пятачка у болотных чертей тоже случается, не всем же красивыми ходить.

Травознайка понятия не имела, чем врачевать от соленой воды, и дала корешков от кашля, от чиха и еще тех, что брали обычно брюхатые чертовки, водяницы и даже человеческие женщины, – от рвоты. Велела еще раков наловить, но в том ручье, куда Коська отправился их добывать, с раками что-то приключилось – сколько не совал руку в нору, никто его клешней за палец не тяпнул. Хотя вода вроде была почти не соленая…

Пользуясь тем, что Антип с Афоней как ушли радовать Панкрата бутылью, так и пропали, Коська шарился по окрестностям и приносил всякие неожиданные вещи. Из брошенной школы, куда иначе как вплавь было уже не добраться, притащил старые учебники, из разоренного киоска – журналы с цветными картинками, такими, что Уклейка из немедленно изодрала в клочья. А однажды явился с потрясающей новостью.

Коська обнаружил, что существует просто родина и историческая родина.

Он, как это с ним часто случалось, подслушал человеческий разговор. Кто-то кому-то говорил про некое третье лицо, что собралось ехать на историческую родину, и для Коськи этого оказалось довольно.

– Мы же – пришлые! – рассуждал он, все более увлекаясь. – Нас сюда поставили по рекам и озерам рыбу пасти, порядок соблюдать! Но откуда-то ведь мы взялись? Где-то же она есть – историческая родина?

И он в который уж раз открыл географию для пятого класса, да и ту – на государственном языке.

– Вот Европа, вот Азия, вот Африка… вот Антарктида проклятая… И где же тут может быть историческая родина водяных?

– Может, тут? Гляди, как воды много, – Уклейка сунула пальцем аккурат в середку Тихого океана.

– Дура! Она же соленая! А мы – пресноводные… он задумался и вдруг улыбнулся. – Ты послушай, как звучит-то здорово: мы – пресноводные! Не какие-то там болотные или, не к зиме будь помянуты, мелиораторы земные, а – ПРЕСНОВОДНЫЕ! Значит, что?

– Ну?

– Значит, где-то должно быть Пресноводье…

И он нырнул в книгу.

Настолько глубоко нырнул, что Уклейка сбежала – а он и не заметил.

Водянице было не по себе – она третий день жила без воды. Однако нужно было пересилить страх и пуститься вплавь – возможно, на берегу уже ждал Родриго.

Они целую долгую зиму не виделись!

С осени влюбленные сговорились, что Родриго, когда сойдет лед, будет дважды в неделю приезжать и проверять – не появился ли условный знак. А как знак появится, оставит свой – календарик, где пометит и день находки, и день будущего свидания. Нарочно для этого парень обучил подружку цифрам. Но он не учел сущей мелочи – откуда Уклейке было знать, к чему эти цифирки относятся? В ее голове нумерация дней как-то еще не помещалась. И соотнести сегодняшний день с какой бы то ни было цифрой в календаре она не могла не потому, что ума у нее маловато, а просто до сих пор было незачем.

Поэтому, найдя на причале карманный календарик и ничего в нем не поняв, Уклейка сильно расстроилась.

Она сидела и горько плакала, понимая, что жизнь кончена. Во-первых, Родриго, наверно, уже приходил – и обратно в город уехал, во-вторых, из-за соленой воды будут всякие неприятные перемены, в-третьих, кашель все не унимается, в-четвертых, пока она лежала больная и не причесывалась, косы спутались, теперь их чесать – половину волосьев повыдерешь, а кому нужна лысая водяница?..

– Уклейка! – раздался знакомый голос.

Родриго спешил к причалу напрямик, продираясь сквозь голые ветки. Уклейка вскочила и зашлепала навстречу – бегать она не умела.