Наталья Резанова - Золотая голова

Те, кто возводил город из праха, могли гордиться — работа была выполнена на совесть. Улицы, сколько можно было видеть, все вымощены ровным булыжником, не говоря уж о площадях. Какие здесь были торговые лавки и склады, гостиницы и мануфактуры! — я разумею внешний вид, а не содержание. И фонтаны. Вот уж чего не понимаю, зачем на севере фонтаны. Особняки, наподобие нынешних свантерских, но многие поосновательней и попредставительней. Короче, все было призвано напоминать, что город — пусть и не столица империи, но все равно — столица.

Ренхид называл мне имена улиц, которые мы проезжали. За те дни, что мы провели в пути, ему ни разу не пришлось выказать превосходство, наконец подобный случай ему представился. Одни названия были весьма возвышенные — улица Избранников, улица Гремящего Молота, площадь Правосудия (там, сказал Ренхид, жгут еретиков. Теперь уже реже, чем раньше, после того как отменили Святые Трибуналы, но все же… ), другие — вполне обыденные: улица Чесальщиков Льна или Мыловаренный конец, а некоторые непонятные, вроде улицы Хватающего Зверя. Имелась даже улица Черной Собаки — может, она и была хватающим зверем? Давка и суета ближе к центру города не рассеивались. Наоборот, колеса гремели по мостовой, кучера лаялись друг с другом, казалось, того и гляди в ход пойдут хлысты, но каждый раз обходилось без этого.

Ренхид предложил спешиться. Почему бы и нет — скорости такая езда верхом, как по улицам Эрденона, не прибавляет. Взяв Керли за повод, я последовала за своим провожатым на площадь Розы (не мистической, а имперской), и мы влились в толпу, обтекавшую памятник епископу Бильге — это тот самый, что перевел Библию на эрдский язык. Достойнейшее дело, особенно если учесть, что эрдский язык в том виде, на котором говорили тогда, давно забыт. Интересно, знал ли епископ Бильга про единорога?

— Вон там, где на крыше мордатые мужики с козлиными рогами, — это казначейство, — рассказывал Ренхид. — Вроде как обозначают, что козлов из нас делают. Слева — Обезьяний дом. Никаких обезьян там нет, а прозвали его так из-за прежней хозяйки. Она у папаши нынешнего герцога в фаворе была, хоть и страшна как обезьяна. Видать, и вертеться кое— где умела не хуже.

Справа — часовня отцов-бенедиктинцев. А прямо перед нами — Торговая палата Эрденона.

Слушая его разглагольствования, я присматривалась, запоминала — мне нужны были ориентиры, черт возьми. Торговая палата заинтересовала меня в особенности, отчасти из-за некоторых эпизодов моего прошлого, да и отец мой служил в Торговой палате, правда, не здесь… может, если бы он и остался там, был бы сейчас жив и моя судьба сложилась бы по— иному… Это было солидное серое трехэтажное здание под грифельной крышей, выгодно отличавшееся от других домов на площади отсутствием украшений — лепных, резных и прочих, а также статуй и колонн. То есть одно украшение было — над высокой аркой, доходившей до второго этажа, львиная морда в медальоне с красно-белым орнаментом. Я усмехнулась, вспомнив барельеф церкви Святого Бернарда. Но тут не было никаких надписей… И пока я иронически озирала фасад Торговой палаты, львиная голова внезапно высунулась из медальона и оскалила зубы. И я увидела, что это вовсе не лев! Клыки были слишком велики, и верхние, и нижние, и все пропорции были не те… Конечно, это можно было отнести за счет неумения скульптора, но создавалось впечатление, что художник, напротив, был чрезмерно точен. Клянусь, в эти мгновения определение породы неизвестного зверя (хватающего? ) занимало меня гораздо больше, чем то, что голова на фронтоне ожила. Когда же вся глупость ситуации дошла до меня, то голова отчаянно закружилась. Кружилась голова… кружился, сплетаясь в причудливые узоры, красно-белый орнамент по краям медальона.. выступал… черт меня дернул подумать, что здесь нет надписи. Орнамент и был надписью, но я не могла ее прочесть. Я не знала языка. Черт меня дернул…

Черт?

Я закрыла глаза, а когда открыла их, то обнаружила, что выпустила повод и цепко держусь за седло Керли, чтобы устоять на ногах. Голова перестала кружиться, но мучительно болела, и я не могла избавиться от впечатления, что где-то за пеленой, которой на миг стали и фасад, и лев, и медальон, что-то ослепительно блеснуло.

Как хрусталь. Или стекло под лучами солнца.

Именно поэтому я и зажмурилась.

Глотнув воздуха (если то, чем здесь дышат, можно назвать воздухом), я опустила взгляд. Фасад Торговой палаты был неколебим как скала, и сиять сквозь него что-либо могло с тем же успехом, как сквозь скалу. И ничто не напоминало о хрустале в этот пасмурный день.

В проеме арки стоял Гейрред Тальви и спокойно смотрел на меня.

Не помня себя, я бросилась к нему и, едва удержавшись, чтобы не вцепиться ему в глотку, зашипела:

— Какую отраву твой холуй вбухал мне в пиво? Его взгляд стал снисходительным. Я и сама понимала, что порю чушь, но как еще, скажите на милость, могла я объяснить произошедшее? У меня сроду не бывало головокружений, и никакие видения не мерещились ни разу в жизни. Даже когда мне для пользы дела приходилось выпивать много горячительного, голова оставалась до отвращения ясной. А если я не больна и не пьяна, значит, меня отравили.

— Как добрались? — вежливо спросил Тальви.

— Превосходно, — буркнула я.

Шея у него была крепкая, и сломать ее шансов было маловато. Но руки я на всякий случай засунула в карманы. Совершенно определенно, отрава там или нет, но все было подстроено Тальви. И сам он явился сюда полюбоваться, как я себя поведу. Это уже было — ему нравилось выставлять меня идиоткой. Ну так и я стану вести себя, как прежде. Ни о чем не спрошу, пока он сам все не выложит.

Он это понял.

— Судя по тому, что ты не стала задерживаться, поручение тобой выполнено. Но здесь не место для разговоров. («А для чего здесь место? « — почти брякнула я, но воздержалась. ) Идем.

Он кивнул Ренхиду, державшему в поводу двух лошадей — своего рыжего мерина и мою Керли. Сам Тальви, оказалось, пришел пешком. Это меня несколько удивило. Он больше походил на человека, который даже на малое расстояние предпочитает ехать — не от лени, а чтобы смотреть на пешеходов сверху вниз.

Тальви вышел из-под арки и свернул налево. Мы с Ренхидом двинулись за ним. Ренхид, без сомнения, знал, куда направляется его хозяин. Обогнув дом, который назвали Обезьяньим (множество вазонов на крыше, очень удобно прятаться), мы вышли на тихую улицу, по обеим сторонам которой большей частью тянулись слепые стены или высокие ограды. Подходящая улочка, чтобы резать глотки. Гораздо удобнее, чем на мысе Айгар. Никто не увидит. И это почти в сердце Эрденона. Но вряд ли меня сюда тащили из провинции, чтобы резать глотку. Сомнительно также, чтобы подобное дело поручили исполнить мне.