Перекресток воронов - Анджей Сапковский
Потребовалось время – и еще больше ударов – чтобы чудовище перестало двигаться.
Луна вышла из-за туч, светила сквозь голые ветви деревьев. В лунном свете разбрызганная кровь была черной словно смола.
Геральт рухнул на колени, его стошнило. И тошнило долго. А поскольку было почти нечем, то процесс был очень, очень мучительным.
Выходящие обратно эликсиры жгли горло будто огонь.
Глава седьмая
Изобретение нового блюда приносит человечеству больше счастья, чем открытие новой звезды.
Жан-Антельм Брилья-Саварен[19]
Ежемесячное собрание Благородного Братства Гурманов было созвано – как обычно – на первую среду месяца, в июле приходящуюся на третье число. Местом собрания, как обычно, был рыцарский зал королевского дворца в Ард Каррайге. За составленными подковой столами уселись члены Братства, в полном составе, числом в двадцать три персоны. Застольные разговоры и сплетни под вино из Туссента и соленый миндаль прервались при появлении в зале двадцать четвертого члена Братства, короля Каэдвена, Его Величества Миодрага Первого.
Король вступил в зал один, без пышности и фанфар, и встречен был также без пафоса, без аплодисментов и вставания с мест.
– Приветствую, уважаемые Собратья, – начал король, едва усевшись на почетном месте в середине стола.
На время собраний Братства его члены, вне зависимости от своих титулов и рангов, назывались просто Собратьями. Сам же король на это время переставал быть королем и становился Председателем.
– Блюдо, которым мы сегодня порадуем наши органы вкуса, есть настоящий раритет, – деловито продолжал Председатель, – и таковым мы обязаны, как и многим предшествующим, уважаемому Собрату Метцгеркопу, владельцу многих известных нам ресторанов. А вот и само блюдо! Добро пожаловать!
Речь была одобрена поднятыми бокалами; вино из Туссента быстро исчезало из графинов, слуги только успевали подносить следующие.
В зал вошел, гордо вытянувшись по струнке, главный королевский кухмейстер, praefectus culinae. За ним, словно солдаты на параде, вышагивали четыре пузатых помощника в снежно-белых фартуках и шапочках, вооруженные длинными ножами и тесаками размером с алебарду. Вслед за помощниками появились четыре поваренка, сгибающихся под тяжестью огромных деревянных носилок. На носилках же, в венце печеных яблок, покоился…
Собратья охнули единым голосом.
– О боги! – вскричал первосвященник Иммергут. Он часто клялся богами и взывал к их заступничеству. Насчет же того, верил ли он в них, существовали обоснованные сомнения. – О боги! Почтенный Председатель! Что это такое?
– Птица, – ответил, глотнув из кубка, Абеляр Левесли, главный королевский инстигатор. – Это, очевидно, птица. То есть – дичь.
Трудно было не согласиться с прокурором. В определенной степени. Покоящееся на носилках нечто имело румяную от запекания кожу, всю в дырочках от ощипанного оперения, а также крылышки, ножки, шею и гузку, которую повара декорировали, воткнув в нее десятка полтора зеленых, блестящих, словно павлиньи, перьев. Однако что касается шеи, то она, торчащая вверх будто мачта корабля, длиной была не меньше сажени, а заканчивалась головой – черепом – размером что арбуз, вооруженной массивным и длинным, с локоть, клювом.
Полностью же дичь, издающая чудесный запах печеного мяса и майорана, весила на глаз добрых триста фунтов.
– Тут добрых триста фунтов, – оценил Руперт Мансфельд, маркграф Нижней Мархии. – На глаз.
– Это Птица Рух, – заявил Актеон де Ла Миллерэ, королевский герольдмейстер и секретарь Братства. – Без сомнения, это легендарная Птица Рух.
– Вот именно что легендарная, – глубоким басом отозвался Сириус Вайкинен, маркграф Озерной Мархии. – Птица Рух есть птица мифическая. Не бывает таких птиц!
– Но ведь есть они, есть, – возразил Властибор из Поляны, посол королевства Редании. – На островах Скеллиге их видят, и впрямь редко, но видят. Но рухи выглядят иначе. Этот же здесь словно страус… Гигантский страус?
– Это не страус, – возразил Мансфельд. – Гляньте только на этот клюв. Это, курва, диковина какая-то.
– Именно что диковина, – недобро усмехнулся Ян Айхенгольц, главный королевский ловчий. – Эй же! Почтенный Президент и ты, Собрат Метцгеркоп! Уж не мистификация ли это какая? Тщательно сложенная подделка из разных частей разных животных?
– Возражаю, – возразил король, прежде чем возмущенный Эзра Метцгеркоп успел сорваться со стула. – Возражаю против предположения, что это мистификация или подделка. А впрочем, пусть выскажется наука. Собрат Крофт!
– Предполагаю, – предположил убеленный сединами Эвклидес Крофт, ректор Академии Магии в Бан Арде, – что это одна из так называемых птиц ужаса. Вероятнее всего, птица-мамонт, Aepyornis maximus. Но эти птицы вымерли…
– Да и пусть себе вымерли, холера с ними, – воскликнул Мансфельд. – Главное, что один остался, и дал себя запечь. Выглядит вкусно! И пахнет чудно! Ну же, господа повара, вперед, нарезать пёрдниса!
– Пока птицу нарезают, – постановил король Миодраг, – почтенный Собрат Метцгеркоп угостит нас рассказом. Узнаем от него, каким образом сей эпиорнис попал на наш стол. Собрат Метцгеркоп, просим!
Эзра Метцгеркоп глотнул из бокала, откашлялся.
– Вы наверняка знаете, почтенные Собратья, – начал он, – кто такие ведьмаки. Так вот где-то за неделю до солнцестояния один ведьмак объявился в Западной Мархии, в городе Берентроде. И случилось там вот что…
* * *
Illustrissimus[20]
Эстеван Трилло да Кунья
Praefectus vigilum
Ард Каррайг
Ex urbe Berentrode, die 23 mens. Junii
anno 1229 p. R.
Illustrissime Господин Префект,
немедля же по получению уведомления относительно подозреваемого ведьмака, как и требовала того важность дела, так я им statim и занялся. Как можно быстрей выслать моих соглядатаев non neglexi[21], дабы за каждым шагом оного следили. Ибо разве мог бы недостаточно заботиться о законе и порядке я, на чьих плечах лежит эта ответственность? Я semper в распоряжении Вашего Превосходительства Господина Префекта, и каждый приказ statim исполнить готов.
Что же доложили соглядатаи, то выходит так, что либо ведьмак тот хитрец и словно vulpes следы деяний своих хвостом заметать умеет, либо и впрямь простачок он безо всякой вины, во что поверить трудно. Осмелюсь тем не менее заметить, что ведьмак сей, nota bene Геральтом именуемый, благу округи храбро послужил, монстра-людоеда на торфяниках наших убивши. Ни на кого чар не наводил, не крал и не мухлевал, девок не баламутил. В корчмах не напивался и не бил никого, хоть его, насколько я знаю, негодяи местные цеплять пытались.
Один мой специальный соглядатай настолько же
