Восстать из Холодных Углей - Роберт Дж. Хейс
Джозеф следует за тареном, который продолжает ходить по комнате, подбирая разбросанные тарелки и складывая бумаги в аккуратные стопки. Джозеф держится на расстоянии. Он не доверяет маленькому существу.
— Но он Лоран Орран?
Инран фыркает:
— Конечно. Как ты думаешь, где ты находишься?
— Я не знаю, — говорит Джозеф. У него перехватывает горло, и он кашляет, кашляет, кашляет. Он не может перестать кашлять. Он чувствует себя таким слабым и усталым, его конечности наливаются свинцом, отягощая его. Так вот что делает с человеком врожденный Источник? Без источника, из которого можно черпать магию, сила должна исходить от самого человека. Конечно! Магия принадлежит ему. Это он. Исцеление, должно быть, истощило его. Джозеф похлопал себя по груди в том месте, где его пронзил меч. Ни следа раны, ни даже шрама.
Тарен вырывает бутылку из рук Джозефа.
— Может быть, тебе стоит присесть? У тебя бешено колотится сердце, и от тебя пахнет напряжением. Сюда. — Инран подводит Джозефа обратно к столу и выдвигает один из стульев. Джозеф слишком устал, чтобы бояться, слишком устал, чтобы не доверять простому проявлению доброты. Он падает на стул. — Я принесу тебе поесть и что-нибудь выпить, — говорит тарен. — Ты хочешь этого, мальчик?
— Я не мальчик.
— Конечно, конечно, — говорит Инран. Он похлопывает Джозефа по руке и вразвалочку уходит, при каждом шаге его когти цокают по каменному полу. Джозеф ставит фонарь на стол и смотрит на пламя, наблюдая, как оно танцует на фитиле бессмысленную джигу.
— О, — доносится из темноты голос Инрана. — Я уверен, его светлость упоминал об этом перед тем, как послать тебя сюда. Не трогай клетки.
Джозеф вспоминает клетки из другого времени, полные животных и монстров, сжимающихся от страха, пытающихся выбраться наружу. Он также вспоминает своего друга Барроу, запертого в такой клетке. Что, если принц Лоран снова этим занимается? Что, если здесь есть еще дети, запертые в клетках? Подвергаемые экспериментам. Пытаемые.
Раздается звук, похожий на звук рвущейся бумаги, и открывается новый портал. На мгновение Джозеф видит Эску, зажатую в невидимых тисках. Он хочет подойти к ней, обнять ее, быть в ее объятиях. Он хочет этого больше всего на свете, этого воссоединения. Они слишком долго были в разлуке. Они должны были никогда не разлучаться. Лоран Орран переступает порог, и портал захлопывается за ним. Она ушла. Ее снова забрали у него. Их разделяет полмира. Разочарование и изнеможение борются в нем, и Джозеф рыдает.
Лоран Орран взмахивает полами одежды, стряхивая пыль и песок на пол, и бросает взгляд на Джозефа.
— Надеюсь, вы, Йенхельм, не такой неблагодарный, как ваша подруга.
— С ней все в порядке? — Он спрашивает, умоляет. Он должен знать, что она жива, он не может представить себе мир без Эски.
Лоран Орран отмахивается от вопроса:
— Инран? Инран, почему не горят факелы?
Тарен бормочет что-то так тихо, что это больше похоже на шепот.
— Что ж, для тебя это прекрасно. Но некоторые из нас не могут ориентироваться в темноте. — Лоран уходит в темноту, бормоча что-то, чего Джозеф не может расслышать. Глухой удар, проклятие и факел на одной из дальних стен с шипением загорается, оранжевые языки пламени жадно лижут стену. Лоран Орран яростно трет свое левое колено сквозь одежду. Позади принца, вдоль стены, расположены дюжины клеток, металлические прутья которых блестят в свете факелов. Некоторые из них пусты, но не все. Они не для животных и демонов. В этих клетках содержатся жители Оваэриса! Земляне, пахты, тарены. Узники, оборванные и истощенные. Мертвые глаза тех, кто смирился со своей судьбой и в них больше не осталось сил бороться.
Джозеф резко выпрямляется и отступает назад, отталкиваясь от стола, стул опрокидывается и с грохотом падает на каменный пол. «Я видел это раньше», — говорит он слабым и хриплым голосом.
Лоран Орран поворачивается к Джозефу, его глаза блестят в свете факелов.
— Вы помните? Странно. Вы с Хелсене, оба, сумели снять блокировку памяти. Возможно, другие тоже начинают вспоминать. Интересно.
— Что вы с нами сделали? — спрашивает Джозеф. Но он уже знает. В глубине души он уже знает.
— Какое это имеет значение? Прошлое осталось в прошлом. На самом деле это первое правило хрономантии. Прошлое всегда позади, настоящее движется вперед с разной скоростью, а будущее всегда маячит перед нами, всегда меняется.
Джозеф отшатывается, его ноги запутываются в стуле. Мир переворачивается, и он больно падает на пол. «Вы вложили в нас магию. Вы делаете с ними то же самое?» Он указывает на клетки.
Лоран Орран останавливается у стола, берет фонарь и протягивает его вперед. В полумраке он выглядит как добрый старик, его морщинистое лицо выражает сочувствие. Все это ложь.
— На самом деле не имеет значения, что я с вами сделал, Йенхельм. Сейчас важно то, что мы собираемся делать вместе.
— И это?
Протянутая узловатая рука повисла в воздухе перед Джозефом. Предложение помощи, возможно, партнерства. Предложение, окутанное тайной.
— Вы избранный, Йенхельм. Я убедился в этом. Я сделал вас избранным, и вместе мы вернем Ранд. Всех их.
Глава 7
Я проспала целый день. На самом деле, это было больше похоже на полтора дня. После того, как я вытащила Хорралейна из его кошмара, усталость, наконец, взяла свое. Мы отошли от амфитеатра, хотя я и не помню, как это сделала. Вернулись по тропинке, ведущей к нему, и снова вышли в город До'шан. Хардт нашел нам здание, которое не было занято дикими пахтами, и мы объявили его своим. По всей видимости, Дикие разбегались при виде меня, даже спотыкались и теряли сознание. Они боялись меня так же неистово, как боготворили Аэролиса. Полагаю, я это заслужила. Они были не последними, кого я научила бояться меня.
Как только мы оказались внутри, я привалилась к осыпающейся стене и больше ничего не помню. Хардт набросил на меня с полдюжины плащей, пока я, дрожа, засыпала, и, как мне сказали, Хорралейн часами стоял на страже, пока его не одолело такое же изнеможение. После того дня большой терреланский головорез стал моей второй тенью. Он посвятил свою жизнь защите меня, возможно, в качестве оплаты долга, который, как он считал, у него был, или, возможно, просто в знак благодарности. Все потому, что ему нужен был кто-то другой, кто
