Тени тянутся из прошлого - Гульнара Черепашка
- Твоя корпорация, мальчик, сейчас просто ощипанная гусыня! Мясная тушка есть, но ее хватит ненадолго. Понимаешь, о чем я?
- Вы меня недооцениваете, - проговорил он. – Или вы выдали дочь замуж за фантазера, владельца ощипанной гусыни? Не думаю.
- Я выдавал дочь за владельца группы ядерных заводов, - мрачно отозвался тесть. – Да вот беда: этот бестолковый мальчишка разбазаривает унаследованное от предков состояние на пустые фантазии! Моя дочь вышла замуж за пустоголового фантазера. За того, кто не может обеспечить ей ни надежности, ни уверенности в будущем.
- Послушайте, - Охитека потерял терпение. – Почтенный господин Ширики, вы ведь пригласили меня не затем, чтобы посетовать на мою непрактичность. Охотно верю, что вас волнует эта тема. Но это же не единственное, что вы хотели обсудить? В конце концов, вам вы ведь не надеялись переубедить меня теперь? Если уж раньше не получилось.
- Уводишь разговор в сторону, сопляк? – Ширики тяжело вздохнул, но не разозлился, хотя повод был. – Да, есть еще кое-что. У меня три десятка рабов подошло к пенсионному возрасту. А ты, кажется, нашел применение таким ребятам.
Предсказуемо. Нет границ жадности человеческой! И для представителей расы нэси это утверждение более чем справедливо.
Когда раб делался беспомощен и терял способность работать, его спроваживали на пенсию. Бывший владелец выделял ему жилье в бедняцком квартале и небольшое содержание. Такова была традиция. Справедливости ради стоило признать – до пенсии доживало меньше половины рабов. Большинство продолжало работать до самой смерти. Если не на тяжелых работах – то вахтерами, счетоводами, уборщиками.
И все же необходимость содержать состарившихся рабов удручала многих владельцев. Им затраты казались лишними.
Охитека решил проблему на своих предприятиях кардинально. Беспомощный раб отправлялся в фармлабораторию, чтобы сослужить последнюю службу: стать материалом для опытов. Справедливости ради следовало признать и то, что если раб выходил из лаборатории живым, свое содержание он таки получал. И было оно куда весомее, чем то, на которое обычно мог рассчитывать состарившийся раб.
- Всего-то три десятка? – деланно удивился он. – Небольшая партия. Присылайте, разумеется. Я распоряжусь, транспорт встретят.
- Хм, - Ширики замялся. – Кое у кого из моих знакомых тоже имеется… товар.
- Прекрасно! Приму по символической цене, - Охитека кивнул. – Чем больше партия – тем ниже стоимость приема!
- Погоди, - тесть моргнул. – То есть – ты намерен брать плату за то, что примешь рабов?
- Само собой! Такие услуги не бесплатны. Это для вас, из глубочайшего уважения к вам, я делаю исключение! В конце концов, вы – отец моей жены, дед моей дочери.
- Ага, - Ширики кивнул. – Скажи, а что за прок в таком случае отдавать рабов? Их намеревались продать по сходной цене.
- Право владельцев, - хмыкнул Охитека. – Пусть продают. По сходной цене. Покупатели, я думаю, найдутся.
- Насмехаешься, - протянул тот. – А что за прок? Оставить убыточных рабов при себе или отдать тебе на переработку – в обоих случаях расходы.
- Во втором случае расходы будут меньше. Существенно меньше.
Ширики осуждающе покачал головой. За последние восемь лет выбор дочери его изрядно разочаровал. Если изначально он одобрил их союз с Ловеллой – то теперь явно сожалел о своей недальновидности.
Охитека помимо собственной воли стал настоящим революционером, взболтавшим тихое консервативное сообщество крупных дельцов на трех континентах.
Смешно, если задуматься. Он несколько лет бегал по собраниям социалистов и анархистов, ссорился с отцом. А теперь, сделавшись крупным капиталовладельцем, внезапно оказался в стане неблагонадежных лиц. По крайней мере, в глазах олигархов старой закалки – таких, как его тесть.
- А по поводу свертки ядерных проектов я тебе так скажу, - заговорил снова Ширики. – Тебя никто не поддержит! И я не поддержу.
- Зря, - заметил Охитека. – Потому что я не оставлю этот вопрос. И не успокоюсь, пока не добьюсь максимальной свертки. В идеале – полной. И выиграет в этих переменах тот, кто раньше сориентируется и перестроит свое дело. Можете думать обо мне что хотите – но меня учили, что семья – это главное. Поэтому я и ставлю вас в известность. Чтобы дать время.
- Ничего у тебя не выйдет, - судя по тону, Ширики вышел из себя.
- Выйдет, - отрубил Охитека. – Это – вопрос общей безопасности. А значит – и нашей безопасности. И благополучия.
- Хвоста медузьего тебя волнует безопасность и благополучие! – рявкнул тот. – Ты думаешь о наживе. О том, как наваришься, когда ядерная промышленность на трех континентах рухнет!
- Господин Ширики! – Охитка всплеснул руками. – А кто мешает вам навариться на том же самом?
- Быть может, соображения чести? – тот сверкнул глазами. – Совести.
- Чести и совести, - протянул нэси, покачал головой. – Знаете, я в последнюю очередь ожидал услышать что-либо подобное от собрата по расе, - сознался он задумчиво.
И моргнул в недоумении, когда Ширики с искаженным от бешенства лицом вскочил, опрокинув с грохотом стул.
Из-за этого грохота оба собеседника не сразу обратили внимание на топот и рыком распахнувшуюся дверь.
- Деда! Ты стул уронил! – сообщил громкий голосок.
Ширики замер, как был – возле стола, согнувшись и держась обеими руками за тяжелую столешницу. Охитека обернулся к двери, в которой застыла худенькая фигурка.
- Алита! – воскликнул он. – А ты умеешь эффектно появляться, - усмехнулся слегка.
- Папа! – дочка подбежала, запрыгнула на колени. – Ты почему так долго возился на своей работе? – строго осведомилась она, ухватившись крепко обеими ручонками за ворот.
- Я возился, потому что работа не ждет, - он вздохнул. – А почему ты не спишь?
- А я не сплю, - она запнулась. – Потому что работа не ждет! Вот так! – припечатала, нахмурив
