Цена звёздной пыли - NBRAINH
— Я думаю, что попросту неправильно задал вопрос. Нет, даже не так. Я задал не тот вопрос, — снова почувствовав во рту жидкий огонь, я смог сконцентрироваться, и сформулировать крутящиеся мысли в гораздо более простую, и точную форму. — В какого Бога вы верите?
Его добродушная улыбка сначала расплылась по раскрасневшемуся от выпивки, распухшему лицу. Однако, она также быстро сменилась некой другой формой эмоции. Его взгляд впервые за время нашего знакомства стал столь проницательным и серьёзным. Если бы мои мышцы не сковал невольный страх от увиденного, скорее всего я попросту ринулся бы наутёк, совсем позабыв о своей небольшой миссии, и собственном достоинстве.
— А вот это, друг мой, вопрос правильный, — по его тону было ясно, что владелец голоса задумался. — Я знаю лишь единственного Бога, достойного человеческой веры. Того, кто обещает не так много, как Иисус, Будда, и прочие небожители. Но в отличие от них, обещания свои выполняет, — очередная порция серого тумана пронеслась по комнате большим, рассеянным, искажённым облаком.
Мой помутнённый выпитым алкоголем, разгорячённый рассудок, тщетно пытался вспомнить хотя бы одного из известных мне Богов, подходящих под критерий Ричарда. Однако, если откинуть все те сомнительные слухи о чудесных исцелениях, перерождениях, хождении по воде, и прочих подобных совершенно недоказуемых и сомнительных фокусах, подходил разве что известный всем по рекламе новой зубной пасты, белокрылый и белозубый ангел, играющий которого актёр в реальной жизни оказался совершенно беззубым.
— Вижу, вы не совсем понимаете, кого я имею ввиду, — Ричард Макдональд печально рассмеялся и ткнул пальцем куда-то в пустоту позади себя. — Дам подсказку. Он сейчас прямо здесь и я чувствую его дыхание на своём лысеющем затылке. Очень скоро мы в очередной раз сыграем с ним в старый добрый покер. Последнюю партию, в которой рукава будут только у него.
Его лицо не выражало никаких негативных эмоций, будь то скорбь, или грусть. Я видел перед собой человека, готового покинуть этот мир, хоть я и сомневался, что способен его пережить.
— Я слишком устал от этой жизни, и с каждым днём ноша знаний становится лишь тяжелее. Хотелось бы скинуть со своих и без того постоянно ноющих плеч хотя бы часть… Желательно, как можно большую часть информации, что уже давненько стала для меня бесполезной. Кроме того — там, куда я в скором времени отправлюсь, мне вряд ли пригодится правда о том, почему спустя столько лет после начала реального покорения космоса, мы всё ещё ездим по матушке Земле на грудах металлолома с колёсиками, вместо того, чтобы использовать более новые, и экологически-безопасные технологии для создания, к примеру, автомобилей летающих, — Ричард заговорщически подмигнул мне и закурил новую сигару, принесённую ему внезапно появившейся в помещении, эффектной служанкой. Я никак не мог понять, закончил ли он говорить, или попросту взял небольшую паузу. — Так какую ещё информацию поручило вам выведать ваше весьма жадное до сенсаций, прямое начальство?
На очереди был самый главный из всех вопросов, что были у меня на повестке дня. И в то же время, пожалуй, самый деликатный из всех, когда-либо мной заданных.
— Расскажите мне о «Тёмном веке». Какую роль вы играли в той далёкой войне, и чем занималась ваша компания?
— Хм… Припоминаю такое, да, — Ричарда Тарталл Макдональд сделал выразительную паузу и задумчиво улыбнулся в попытке вспомнить, чем же занималась его «маленькая и невзрачная конторка», во времена восстания Адмирала Маггри — последнего из известных крупномасштабных военных конфликтов. Пожалуй, это был первый и единственный из вопросов, на который он отвечал с явной неохотой, и без искорки интереса. В остальном же старый торговец оказался весьма открытым человеком, не гнушающимся обсуждением любой темы.
— Я не принимал непосредственного участия в той нелепой войне, начатой безголовыми, старыми недомерками, с дерьмом вместо серого вещества, и собственным, в корне неверным, представлением о свободе.
— Но вы ведь снабжали припасами союзные войска, противостоящие этим, как вы выразились, «недомеркам». Можете ли вы рассказать об этом подробнее? В конце концов, большинство информации о тех временах до сих пор находится под грифом «Строго секретно», и недоступно для изучения обычным гражданам, — наблюдая как мой собеседник делает привычный для него, огромный глоток из кружки с элем, я невольно приложился и к своей, незаметно подсунутой мне одной из служанок старого торговца. Перенял ещё одну вредную привычку, не иначе.
— Вы не так поняли, мальчик мой, — кружка Ричарда в мгновение ока опустела, а область под его огромным носом, напоминающим чуть скрюченную картошку — в момент покрылась густой пеной. Под стать седым усам доброго старика в красных подштанниках, родом из древнего фольклора. — Я имел в виду вовсе не ту кучу испуганных фанатиков, вынужденных защищать СВОЮ планету, и СВОИ права, от навязанного режима Республики.
Несколько секунд я молча наблюдал за полётом тонких лоскутков дыма от тлеющей сигареты, пытаясь запустить застопоренный механизм собственного разума, и осмыслить услышанное. После чего машинально потянулся к диктофону, и закрыл пальцем тёмную точку динамика. Некоторые слова, возможно, стоит пропустить.
— То есть вы считаете, что во всё виноват правящий Сенат?
— Именно! — Ричард Макдональд криво ухмыльнулся и расслабленно махнул рукой на аппарат звукозаписи, чем вызвал в помещении ощущаемый порыв прокуренного ветра. Ему явно не было никакого дела до того, что Сенат подумает о его словах. — А до тебя быстро доходит.
Я в очередной раз на мгновение остановился. Даже задержал дыхание. Говорить подобное в сторону Великого Сената? Очень многие в своё время лишались своих явно пустых голов и за меньшее. Однако я послушно убрал палец.
— Я не имею ничего против вполне логичных действий уже давно почивших членов старого Сената, — торговец опрокинул ещё одну кружку. Я ещё никогда не видел, чтобы кто-либо так много пил. Сколько же этот человек вообще способен выпить? — Но всех тех бед можно было попросту избежать.
— Каким же образом? — я автоматически потянулся в карман, где как правило, таился самый главный инструмент журналиста, но быстро вспомнил, что уже давно не пользовался карандашом и бумагой. Ведь диктофон в любом случае и без того запишет каждое слово, произнесённое в этой комнате. Кроме того, старые пишущие приборы оказались не только неудобными, но и опасными. В подтверждение того меня вот уже несколько лет преследовал треклятый «Туннельный синдром».
— Очень просто! — мой собеседник громко щёлкнул толстыми пальцами руки, и усмехнулся так, словно в его голове назревала самая очевидная мысль из всех очевидных мыслей, когда-либо посещающих людские умы. Впрочем,
