Стивен Эриксон - Дом Цепей

— Нет.

— Когда сталкиваются проклятия, можно и так сказать. Пороки и достоинства, множество ликов зловещей одержимости, исключительные цели. Силы и воли стягиваются воедино, словно они по природе желают взаимного уничтожения. Итак, Икарий и ты здесь, мгновения отделяют нас от ужасного схождения, а моя задача — наблюдать. Беспомощно, отчаянно, в бешенстве. К счастью для меня, эти ощущения мне уже знакомы.

Карса жевал, слушая слова Маппо. Наконец он осмотрел кость в руках, отшвырнул, вытер ладони о шкуру белого медведя — свой плащ — и выпрямился. — Что еще вы с Икарием открыли во мне?

— Не очень много. Рилландарас тебя оценил и решил, что не желает добавить свои шкуры к трофеям. Всегда мудр наш Рилландарас. Два десятка волков? Значит, сила его растет — загадка зловещая и забавная, ведь в сердце его хаос. Что еще? Ну, остальное я не хотел бы пересказывать.

Карса хмыкнул. Расстегнул меховой плащ и позволил упасть наземь, вынул меч и повернулся лицом к скале.

Из пещеры вылетел валун, размером и весом впечатливший бы даже Байрота Гилда. Почва дрогнула, когда он упал и покатился, поднимая тучу пыли.

— Он заставит меня ждать? — прорычал Карса.

Словно в ответ Икарий показался из пещеры, отряхивая пыль с длинных пальцев. — Ты не Фенн, — произнес он. — Да, думаю, ты Теблор, сын падших племен Ледерона. Далеко забрался, воин, чтобы найти свой конец.

— Если так не терпится, — буркнул Карса, — кончай болтать.

Лицо Джага омрачилось. — Нетерпение? Нет, я всегда терпелив. Думаю, это момент пафоса. В первый раз испытываю я такое чувство. Странно. — Он поглядел на спутника. — Мы переживали прежде подобные моменты, Маппо Коротыш?

— Да, мой друг. Бывало.

— А, ладно, пусть ты один понесешь груз воспоминаний.

— Как всегда, Икарий.

— Скорблю по тебе, друг.

Маппо кивнул. — Знаю. Но лучше вынуть меч, Икарий. Этот Теблор страдает от нетерпения и разочарования.

Джаг пошел за оружием. — И что случится, Маппо?

Трелль потряс головой: — Не знаю, но я полон страха.

— Передо мной вызов: быть эффективным, чтобы скорее успокоить тебя.

— Это совершенно невозможно, — буркнул Карса, — учитывая твою любовь к словам. — Он поднял меч. — Ну, начнем скорее. Мне еще коня нужно отыскать.

Брови Икария чуть вздернулись, он вытащил меч. Необычное оружие, с односторонней заточкой, древнее на вид.

Он двинулся навстречу.

Атака Джага была размытым проблеском, быстрее всего, виденного Карсой; однако меч успел его встретить. Лезвия столкнулись.

Раздался необычный хруст, и Карса обнаружил, что держит в ладонях одну рукоять.

Ярость вспыхнула в нем, он шагнул вперед — тяжелый кулак ударил Икария в лицо. Джага отбросило, он потерял равновесие, меч полетел, крутясь и лязгая, по склону. Икарий упал с гулким стуком и замер.

— Ублюдок, сломал мне меч… — начал Карса, разворачиваясь к Маппо.

Белый свет озарил внутренность черепа.

Откуда свет взялся, он не понял.

Маппо смотрел на бесчувственного Теломен Тоблакая, отмечая медленные вздохи великаньей груди. Поднял палицу, оглянулся туда, где лежал Икарий. Рука Джага медленно поднялась над землей, дернулась и снова упала.

Трелль вздохнул: — Думаю, это лучше, чем я мог надеяться.

Он прошел, чтобы спрятать палицу в большой кожаный мешок, а потом принялся снимать лагерь.

Боль стучит за глазами, звук грохота, словно река яростно несется по узкому тоннелю. Карса застонал.

Немало времени прошло, прежде чем он сумел встать на четвереньки.

Поднималась заря… снова.

— Молчи, Байрот Гилд, — пробормотал он. — И ты, Делюм Торд. Я и сам отлично догадываюсь. Тот ублюдок Трелль врезал мне сзади. Да, не убил, но однажды об этом пожалеет.

Мучительно шевеля головой, он огляделся. Один. Сломанный меч положили подле, рукоять и клинок рядом, а сверху маленький букет полевых цветов.

Удар по голове вызывал тошноту; встав, он обнаружил, что шатается. Карса отстегнул промятый шлем и бросил в сторону. Высохшая кровь покрывала волосы и шею.

«По крайней мере ты хорошо отдохнул, Карса Орлонг».

«Тебе не так весело, как ты пытаешься показать, Байрот Гилд. Этот, Икарий. Он из наших легенд, верно?»

«И ты единственный из живых Теблоров, скрестивших с ним клинки».

«Он сломал мой меч».

Ответа не послышалось. Карса принялся готовиться в путь, снова натянув медвежий плащ и взвалив на плечи тюк. Оставив позади обломки меча и букетик, пошел вниз по дороге. И замер, обратив внимание на пещерку, выдолбленную Икарием в скале.

Усилия Джага частично открыли скульптуру, обломанную и покрытую трещинами — хотя ее форма осталась понятной. Гротескное сооружение из черного зернистого камня, высотой с Карсу.

Семиголовый пес.

Его полностью погребло обвалом, не осталось никаких признаков существования. Однако Икарий нашел его, хотя причины, по которым он принялся раскрывать чудовище, оставались неясными. — Думаю, он живет слишком долго, — пробурчал Карса.

Выйдя из пещеры, он двинулся по дороге.

Шесть дней, и Лато Ревэ остался далеко за спиной. Теблор лежал в тени дерева гилдинга на краю рощи, следил, как пара пастухов загоняют своих коз в пыльный кораль. Дальше была деревушка: низкие хижины крыты пальмовыми листьями, в воздухе лениво повисли пыль и дым кизяков.

Скоро солнце сядет и он продолжит путешествие. Карса выжидал весь день, оставаясь незамеченным. Земли между Лато Ревэ и рекой Мерсин были сравнительно многолюдны, не то что уже пройденные. Да, доселе, с самой высадки в Эрлитане, его пути пролегали по совершено диким местам. Панпотсун Одхан и сама Священная Пустыня оказались миром, практически лишенным цивилизации.

Но и здесь равнину пересекают оросительные каналы. Колодцы и рощи, брошенные деревни, больше дорог, чем он в жизни видел, даже у натийцев. Почти все занесенные песком, без насыпей, они, как правило, шли между каналов. Единственным отличием были имперские тракты, насыпные, прямые и достаточно широкие, чтобы свободно разъехались две повозки. Малазанские дороги за последний год претерпели урон: хотя их польза очевидна, валуны вытащены из оснований, дорожные столбы выкопаны. Однако канавы по бокам оставались широкими и глубокими; Карса пользовался ими, чтобы идти на юго-запад незаметно.

Селение перед ним притулилось на перекрестке малазанских трактов. В середине поднималась приземистая квадратная башня. Белый камень закопчен, особенно над окнами и бойницами. Когда солнце наконец село, в окнах не было огней.